Читаем История письменности. От рисуночного письма к полноценному алфавиту полностью

Простейшие формы шумерских письменных памятников представлены ярлыками или этикетками, где видны отверстия со следами шнуров, которыми их первоначально привязывали к предмету или группе предметов. Такие ярлыки, обычно сделанные из глины, реже из гипса, содержали только отпечаток цилиндрической печати, то есть клеймо собственности того человека, который послал предметы, плюс (иногда) отметки о количестве посланных предметов, но при этом никаких знаков, которые хоть как-то указывали бы на то, какие именно это предметы. Недостатки такой системы очевидны; хотя получатель товара знал в момент получения, к каким предметам относятся ярлыки, так как они прикреплялись к предметам, но, как только метки отделялись от предметов, связь постепенно утрачивалась и забывалась. Еще один недостаток состоял в том, что подобным способом можно было записать имена только тех, кто владел цилиндрическими печатями.



Рис. 29. Учетная табличка из Урука


Все эти ограничения вскоре привели к расширению системы, когда появились отметки, изображающие предметы, а оттиски печатей сменились письменными знаками. Хотя мелкие таблички на рис. 28 довольно сложны для интерпретации, ясно, что знаки не могут обозначать ничего иного, кроме предметов и людей. Более развитые и легче поддающиеся интерпретации знаки показаны на рис. 29, на учетной табличке с множеством мелких ячеек на лицевой стороне, в каждой из которых в виде полукругов указано число и личное имя, выраженное одним или несколькими знаками. Что именно было послано или записано, указано на обратной стороне, где ясно читается «54 бык корова», то есть «54 быка (и) коровы» или «54 (головы) скота». Очевидно, для пишущего не имело никакого значения, связаны ли быки и коровы с теми или иными лицами, и ничто не указывает, был ли скот отправлен каким-то лицам или получен ими.

Говоря, что замена печатей письменными личными именами стала важным фактором в развитии шумерской письменности, следует подчеркнуть, что я категорически не разделяю мнения, будто шумеры пришли к идее письменности благодаря использованию цилиндрических печатей или что эти печати – непосредственный предок месопотамского письма. Как мне кажется, назначение печатей и письма и форма осуществления этого назначения настолько отличались на протяжении всего их существования, что трудно понять, каким образом использование печатей могло хоть как-то повлиять на возникновение письменности. Цель печати как клейма собственности как в утилитарном аспекте, так и в магическом состоит в идентификации владельца, а целью письма является передача коммуникации. Печать изображает сцены, взятые из области религии и легенд, и напрямую не связана со своим владельцем, тогда как письменность использует знаки, то есть рисунки и нерисуночные символы, с целью передачи сообщения автором. Даже формы отдельных рисунков в ранних надписях из Урука часто весьма отличаются от рисунков на современных им печатях, как легко можно убедиться, сравнив знаки быков и овец в урукских надписях с рисунками этих двух животных на печатях.

Знаки в самых ранних урукских надписях явно представляют собой знаки слов, применение которых ограничено записью цифр, предметов и личных имен. Это та стадия письма, которую мы называем логографией, то есть словесным письмом, и ее следует категорически отличать от так называемой «идеографии». Разницу легко увидит всякий, кто возьмет на себя труд сравнить любую из ранних надписей из Урука с примитивными записями американских индейцев, которые мы рассматривали на с. 42 и далее[14].

На самых примитивных стадиях логографии нетрудно выразить конкретные слова, например «овца» или «солнце», с помощью рисунка овцы или солнца, но вскоре возникает потребность развить метод, чтобы рисунки могли выражать не только предметы, которые они изображали первоначально, но и слова, с которыми они могут быть связаны вторично. Так, рисунок солнца может вторично обозначать слова «яркий», «белый», а позже и «день»; аналогичным образом, рисунок женщины и горы может обозначать «рабыня» – сочетание, вытекающее из того факта, что рабынь обычно приводили в Вавилонию с окрестных гор.



Рис. 30. Написание имен собственных в урукский период


Перейти на страницу:

Похожие книги

«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]
«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]

Представление об «особом пути» может быть отнесено к одному из «вечных» и одновременно чисто «русских» сценариев национальной идентификации. В этом сборнике мы хотели бы развеять эту иллюзию, указав на относительно недавний генезис и интеллектуальную траекторию идиомы Sonderweg. Впервые публикуемые на русском языке тексты ведущих немецких и английских историков, изучавших историю довоенной Германии в перспективе нацистской катастрофы, открывают новые возможности продуктивного использования метафоры «особого пути» — в качестве основы для современной историографической методологии. Сравнительный метод помогает идентифицировать особость и общность каждого из сопоставляемых объектов и тем самым устраняет телеологизм макронарратива. Мы предлагаем читателям целый набор исторических кейсов и теоретических полемик — от идеи спасения в средневековой Руси до «особости» в современной политической культуре, от споров вокруг нацистской катастрофы до критики историографии «особого пути» в 1980‐е годы. Рефлексия над концепцией «особости» в Германии, России, Великобритании, США, Швейцарии и Румынии позволяет по-новому определить проблематику травматического рождения модерности.

Барбара Штольберг-Рилингер , Вера Сергеевна Дубина , Виктор Маркович Живов , Михаил Брониславович Велижев , Тимур Михайлович Атнашев

Культурология
Психология масс и фашизм
Психология масс и фашизм

Предлагаемая вниманию читателя работа В. Paйxa представляет собой классическое исследование взаимосвязи психологии масс и фашизма. Она была написана в период экономического кризиса в Германии (1930–1933 гг.), впоследствии была запрещена нацистами. К несомненным достоинствам книги следует отнести её уникальный вклад в понимание одного из важнейших явлений нашего времени — фашизма. В этой книге В. Райх использует свои клинические знания характерологической структуры личности для исследования социальных и политических явлений. Райх отвергает концепцию, согласно которой фашизм представляет собой идеологию или результат деятельности отдельного человека; народа; какой-либо этнической или политической группы. Не признаёт он и выдвигаемое марксистскими идеологами понимание фашизма, которое ограничено социально-политическим подходом. Фашизм, с точки зрения Райха, служит выражением иррациональности характерологической структуры обычного человека, первичные биологические потребности которого подавлялись на протяжении многих тысячелетий. В книге содержится подробный анализ социальной функции такого подавления и решающего значения для него авторитарной семьи и церкви.Значение этой работы трудно переоценить в наше время.Характерологическая структура личности, служившая основой возникновения фашистских движении, не прекратила своею существования и по-прежнему определяет динамику современных социальных конфликтов. Для обеспечения эффективности борьбы с хаосом страданий необходимо обратить внимание на характерологическую структуру личности, которая служит причиной его возникновения. Мы должны понять взаимосвязь между психологией масс и фашизмом и другими формами тоталитаризма.Данная книга является участником проекта «Испр@влено». Если Вы желаете сообщить об ошибках, опечатках или иных недостатках данной книги, то Вы можете сделать это здесь

Вильгельм Райх

Культурология / Психология и психотерапия / Психология / Образование и наука
Бить или не бить?
Бить или не бить?

«Бить или не бить?» — последняя книга выдающегося российского ученого-обществоведа Игоря Семеновича Кона, написанная им незадолго до смерти весной 2011 года. В этой книге, опираясь на многочисленные мировые и отечественные антропологические, социологические, исторические, психолого-педагогические, сексологические и иные научные исследования, автор попытался представить общую картину телесных наказаний детей как социокультурного явления. Каков их социальный и педагогический смысл, насколько они эффективны и почему вдруг эти почтенные тысячелетние практики вышли из моды? Или только кажется, что вышли? Задача этой книги, как сформулировал ее сам И. С. Кон, — помочь читателям, прежде всего педагогам и родителям, осмысленно, а не догматически сформировать собственную жизненную позицию по этим непростым вопросам.

Игорь Семёнович Кон

Культурология