История почты. От голубиной до электронной

…Кому не известно имя Бена Холлидэя – человека несокрушимой энергии, который на бешеной скорости мчал через весь континент пассажиров и письма в своих почтовых каретах, – две тысячи миль в пятнадцать дней, по часам!

…Прошло немного времени, и вот уже все мы вытягиваем шею, стараясь получше рассмотреть «верхового» – неутомимого гонца, который мчит письма через континент, покрывая в восемь дней тысячу восемьсот миль от Сент-Джозефа до Сакраменто! Подумать только – каково это для бренного тела коня и человека! Такой верховой почтальон обычно представлял собой существо низкорослое и худощавое, однако энергии и выносливости в нем было хоть отбавляй. В какое бы время дня или ночи ни наступал его черед, будь то летом или зимой, шёл ли дождь, снег или град, вела ли по его участку прямая ровная дорога или неистово петляла горная тропа, извиваясь среди расселин и пропастей, лежал ли его путь через мирные места, или кругом кишели враждебные индейцы, – ему надлежало в любую минуту вскочить в седло и умчаться с быстротой вихря! Тут уж не помедлишь, не передохнешь. Пятьдесят миль кряду при свете дня, луны или звёзд, а то и в непроглядной тьме, как придётся.

Лошадь под ним резвая, не хуже скаковой, по-барски кормленная и выхоленная; десять миль она несётся галопом, затем на ближайшей станции, где два конюха еле удерживают свежего скакуна, почтальон вместе с почтой в мгновение ока пересаживается, и вот уже улетели конь и всадник, скрылись из глаз, прежде чем кто-либо успел хоть мельком взглянуть на них. Оба они – и лошадь и человек – путешествовали налегке. Почтальон носил тонкую, плотно облегающую одежду: недлинная куртка, круглая шапочка, штаны, заправленные в сапоги, как у жокея. При нем не было оружия, не было ничего, кроме самого необходимого, ибо и так уже оплата словесного груза, который он вёз, составляла пять долларов с письма. Нечасто в его сумку попадали досужие послания – по большей части он доставлял деловую переписку. Лошадь его тоже не обременяли лишней тяжестью.

Седло её – в виде небольшой лепёшки – напоминало жокейское, потник если и был, то незаметный для глаза. Подковы весили немного, или их вовсе не было. Маленькие плоские сумки, прикреплённые к седлу и приходившиеся под ляжками почтальона, смогли бы вместить разве что букварь школьника. Однако они вмещали целые пачки деловой и газетной корреспонденции: все письма ради экономии места и уменьшения тяжести писались на почти невесомой и тонкой, как фольга, бумаге.

Почтовая карета покрывала за день (вернее, за сутки) от ста до ста двадцати пяти миль, верховой почтальон – около двухсот пятидесяти. Не меньше восьмидесяти всадников постоянно, день и ночь, непрерывной вереницей мчались между штатами Миссури и Калифорния – сорок на восток, сорок на запад; четыреста резвых коней обеспечивали им огромный заработок и возможность ежедневно любоваться красотами природы».

В России к концу XVIII века вышел указ, которым было разрешено использовать почтовую лошадь вольным людям. Они могли собирать погонные деньги и пользоваться ими в своих целях. При этом жалование почтовых казённых извозчиков было небольшим.

Перевозка почты посторонними людьми стала очень популярной, а казна получала с увеличения количества станций и экипажей немалую прибыль. Почтовых трактов тоже становилось больше.

И именно тогда в почтовую повозку вместо одной лошади стали впрягать тройку. Холод, стужа, большие безлюдные расстояния на российских просторах требовали от животных большей выносливости и сил. Особая система бега лошадей (коренная шла рысью, а пристяжные скакали галопом) позволяла развивать скорость до 50 км/ч.

Тогда же почтарей обязали вешать на среднюю дугу упряжи колокольчик, который извещал о прибытии экипажа на почтовую станцию и предупреждал встречные повозки, чтобы избежать столкновения. Именно тройка и почтовый колокольчик стали символом российских дорог. Причём специальным указом воспрещалось «употребление колокольчиков всем тем, которые едут на собственных или вольнонаёмных лошадях, предоставив оные одной почтовой гоньбе и чиновникам земской полиции, едущим по обязанности службы». И однако же колокольчики были почти на каждой крестьянской повозке. Только вблизи почтовых станций их снимали или подвязывали.

Почтовый тракт размечали вёрстами. Вёрсты обозначали столбами. На каждом из них был обозначен остаток расстояния до города и уже пройденный путь. До середины XIV века верста считалась в 750 саженей, потом вёрст стало две разновидности: в 500 и 1000 саженей. Верста в 500 саженей равнялась 1066 м.

«Вёрстами» также назывались верстовые столбы на дорогах. В частности, от большой высоты этих столбов на дороге Москва – Коломенское, где стоял дворец Алексея Михайловича, пошло выражение «верста коломенская».