Дело в том, что мучительные наказания, налагаемые прежними законами на подданных-папистов, до этого года не применялись. Но именно к этому времени стал проясняться вынашиваемый Испанией честолюбивый и обширный план покорения нашего королевства. Основной частью этого плана было создание внутри королевства революционной партии из недовольных, которая должна была присоединиться к вторгшемуся врагу; надежды на его осуществление основывались на наших религиозных раздорах. На достижение этой дели и были обращены все силы; это было время, когда начали процветать семинарии и в Англию засылались священники, которые должны были возбуждать и распространять ревность к римско-католической религии, проповедовать, что папское отлучение государя освобождает подданных от повиновения, возбуждать и подготавливать умы, вселяя в них ожидание перемен. Примерно в то же время была совершена попытка открытого вооруженного нападения на Ирландию; имя и правление Елизаветы подвергались многообразной и злобной клевете, а в мире наблюдалось странное брожение и возбуждение, предвестие каких-то более значительных потрясений. И хотя я не утверждаю, что все священники были знакомы с этим планом или знали о том, что происходит, ибо они могли быть всего лишь орудиями злобы других людей, но все же остается истиной и подтверждено показаниями многих свидетелей, что с упомянутого мною года до тридцатого года правления Елизаветы (когда план Испании и папы был приведен в исполнение с помощью памятной армады сухопутных и морских сил) почти всем священникам, присланным в страну, было наряду с прочими обязанностями, принадлежащими их сану, поручено внушать, что существующее положение не может длиться долго, что следует ожидать в скором времени нового поворота событий и что об английском государстве заботятся и папа, и католические государи, а от англичан требуется лишь оставаться верными самим себе. Кроме того, некоторые из священников открыто занимались деятельностью, прямо направленной на расшатывание и подрыв государства. Наконец, были перехвачены отправленные из разных мест письма, с помощью которых был обнаружен план их действий. В этих письмах говорилось о том, как можно обмануть бдительность королевы и ее совета: она думает лишь о том, как помешать католической партии обрести главу в лице какой-нибудь знатной особы, тогда как по нынешнему плану все должно быть организовано и подготовлено действиями частных лиц и людей незначительных; причем между ними не должно быть связей или знакомства; все должно делаться под прикрытием исповеди. Таковы были коварные приемы, которые этим людям (как мы видели позднее в деле достаточно похожем) хорошо знакомы и привычны. Подобное сгущение опасностей вынудило Елизавету наложить ряд суровых ограничений на ту часть ее подданных, которая была восстановлена против нее и безнадежно отравлена указанными средствами и которая в то же время богатела, будучи свободной от государственных обязанностей и тягот. И вот, по мере того, как зло возрастало, причем выяснялось, что источником его являются семинарские священники, которые воспитывались в чужих краях за счет щедрости иностранных монархов, открытых врагов королевства, чья жизнь прошла в местах, где само имя Елизаветы произносилось не иначе как имя отлученного от церкви и проклятого еретика, кто (и не будучи сам запятнан изменой) был известен своей близостью к людям, непосредственно виновным в такого рода преступлениях, и сам коварством и пагубным влиянием растлевал всю массу дотоле добродушных и безвредных католиков и вливал в нее свежую закваску злобы, против этого зла не оставалось иного средства, как вовсе запретить людям этого разряда под страхом смерти вступать в пределы королевства, что и было наконец, на двадцать седьмом году ее правления, сделано. И даже наступившее вскоре после этого событие, когда страшная гроза со всей своей яростью обрушилась на королевство, нимало не смягчило зависть и ненависть этих людей, но скорее усилило ее, как будто они напрочь отбросили всякое чувство признательности к своей стране, которую они были готовы отдать в рабство врагу. И хотя и справедливо, что страх перед опасностью со стороны Испании, который и был тем, что побуждало к такой суровости, впоследствии исчез или притупился, но поскольку память о прошедшем осталась глубоко запечатленной в умах и сердцах людей, а раз принятые законы нельзя было отменить, не создав впечатления непостоянства, или пренебрегать ими, не оставив впечатления слабости и беспорядка, силою самих обстоятельств Елизавета не могла вернуться к тому положению вещей, которое имело место до двадцать седьмого года ее правления. К этому следует добавить усердие некоторых из ее чиновников в деле пополнения государственной казны и старания вершителей правосудия, видевших единственное опасение страны в соблюдении законов; все они настойчиво требовали казней. И все же ее собственные естественные склонности ясно проявились в том, что она настолько притупила лезвие закона, что лишь небольшая часть священников была подвергнута смертной казни. Все это говорится не для того, чтобы защитить ее действия, ибо они не нуждаются в защите; к ним вынуждала забота о безопасности страны, и все эти преследования — как по характеру, так и по размерам — уступали кровавым примерам, которые показало священство, примерам, едва ли вообразимым в христианской среде и, более того, вызванным в ряде случаев скорее высокомерием и злобой, нежели необходимостью. Но мне, как я полагаю, удалось обосновать свое суждение и показать, что ей действительно была свойственна умеренность в делах религии и что возможные отклонения в этом отношении были порождены не ее характером, а характером эпохи.