Остается сказать о том, что является не столько существенным предметом обсуждения, сколько просьбой чисто формального характера, с которой наш король обращается к вашему государю. Наш король (как известно всему миру) является сюзереном герцогства Бретань. Вопрос о бракосочетании наследницы престола этого герцогства надлежит решать ему как ее опекуну. Речь идет о частном наследственном праве, а вовсе не о государственном деле. И тем не менее (чтобы ничто не омрачило его отношений с вашим королем Генрихом, в котором он хотел бы видеть свое второе “я” и быть с ним вполне заодно) он просит о том, чтобы с милостивого дозволения вашего короля он мог распорядиться в вопросе о браке своей подопечной так, как он сочтет за благо, и в соответствии со справедливостью мог считать недействительным навязанный и притворный брак с Максимилианом. Вот, милорды, все, что я имею сказать, и прошу простить мне неискусность моих речей».
Таким образом, французские послы, усердно выказывая благорасположение со стороны их короля и не жалея подслащенных слов, пытались смягчить все разногласия между двумя королями; при этом они преследовали две цели: одна состояла в том, чтобы наш король сохранял спокойствие до тех пор, пока не состоится бракосочетание в Бретани (а оно было ни чем иным, как летним плодом, который, как они полагали, почти созрел и вскоре будет сорван); другая была рассчитана на более длительный срок и состояла в том, чтобы привести его в такое состояние духа, чтобы он никак не мог помешать походу в Италию.
Лорды Совета сохраняли молчание, лишь выразив уверенность, что послы не станут ждать какого-либо ответа прежде, чем они доложат королю. И с этим они покинули Совет.