Читаем История правления короля Генриха VII полностью

Но вернемся к королю. Весть о волнениях в Корнуолле, вызванных сбором субсидии, повергла его в сильную тревогу, причиной которой было не это возмущение само по себе, а то, что оно случилось именно в такое время, когда над ним нависли другие угрозы. Ибо он опасался, как бы на него разом не обрушились война с Шотландией, мятеж в Корнуолле и интриги и заговоры Перкина и его приспешников, так как он хорошо знал, сколь опасен для монархии тройственный союз оружия иностранца, недовольства подданных и притязаний самозванного государя. Тем не менее это событие застало его отчасти хорошо подготовленным. Сразу по роспуске парламента король набрал сильное войско, с которым хотел напасть на Шотландию. Со своей стороны и король Шотландии Яков делал большие приготовления, намереваясь либо обороняться, либо вновь вторгнуться в Англию. Но в отличие от его сил войско короля не просто собиралось в поход, а было готово немедленно выступить под водительством лорда-камергера Добени. Однако, едва проведав о мятеже в Корнуолле, король задержал выступление этих сил и оставил их при себе для несения службы и ради своей безопасности. Одновременно он отправил на север графа Суррея[300], поручив ему оборонять и укреплять те края в случае нападения шотландцев. Но образ действий, принятый им в отношении мятежников, полностью отличался от его прежнего обыкновения, которое всегда состояло в том, чтобы со всей решительностью и быстротой преградить им путь или напасть на них, едва они выступят. Так он привык, но ныне, помимо того, что годы умерили его нрав, а длительное царствование уменьшило любовь к опасностям, перед его мысленным взором снова и снова возникали спешащие с разных концов многоликие призраки бед, и потому он посчитал самым лучшим и надежным собрать силы воедино в центре королевства, в согласии с древним индийским образом: чтобы ни одна из сторон надуваемого пузыри не раздувалась сверх меры, руку надобно держать посередине пузыря. К тому же ничто не заставляло его изменять этому замыслу. Ведь мятежники не грабили страну, — тогда было бы бесчестием оставить народ без защиты, — а силы их не прибывали, что заставило бы его поторопиться и ударить по ним, пока они не слишком выросли. И наконец, такой образ действий, по-видимому, соответствовал логике вещей и логике войны. Ведь восстания простонародья обычно яростны лишь в начале. Кроме того, они давали ему над собой преимущество, поскольку их утомил и измучил долгий переход, и полнее отдавались на его милость, поскольку они были отрезаны от родных краев и не могли, ударившись в бегство и отступив, возобновить смуту.

Поэтому, когда мятежники стали лагерем на холме у Блэкхит, откуда им открывался вид Лондона и окружающей его живописной долины, король, зная, что теперь в его же интересах разделаться с ними столь же быстро, сколь долго он отсрочивал столкновение, ибо следовало показать, что промедление объясняется не безучастной нерасторопностью, а мудрым расчетом в выборе времени, вознамерился со всей поспешностью напасть на них, однако действовать настолько предусмотрительно и наверняка, чтобы ничего не оставить на волю случая или судьбы. Поскольку у него были весьма большие и мощные силы, он, чтобы обезопасить себя от всяких случайностей и неожиданностей, разделил их на три части. Первую возглавил граф Оксфорд, а помогали ему графы Эссекс и Суффолк[301]. Этим пэрам было назначено при нескольких эскадронах конницы, пеших отрядах и достаточном числе пушек обойти холм, на котором стояли мятежники, и, поместившись позади него, охватить подножие и перерезать все спуски, кроме тех, что вели в сторону Лондона, тем самым как бы поставив на этих диких зверей ловушку. Вторую часть войска (а именно ту, которая должна была участвовать в деле более других и с которой он связывал наибольшие надежды) он отдал под командование лорда-камергера, которому надлежало ударить мятежникам в лоб со стороны Лондона. Третью часть своих сил (тоже многочисленное и доблестное войско) он оставил при себе, чтобы быть готовым к любому повороту событий, поддержать бой, довершить победу, а заодно и заслонить город. С этой целью он сам расположился лагерем на полях св. Георгия, став между городом и мятежниками.

Перейти на страницу:

Все книги серии Памятники исторической мысли

Завоевание Константинополя
Завоевание Константинополя

Созданный около 1210 г. труд Жоффруа де Виллардуэна «Завоевание Константинополя» наряду с одноименным произведением пикардийского рыцаря Робера де Клари — первоклассный источник фактических сведений о скандально знаменитом в средневековой истории Четвертом крестовом походе 1198—1204 гг. Как известно, поход этот закончился разбойничьим захватом рыцарями-крестоносцами столицы христианской Византии в 1203—1204 гг.Пожалуй, никто из хронистов-современников, которые так или иначе писали о событиях, приведших к гибели Греческого царства, не сохранил столь обильного и полноценного с точки зрения его детализированности и обстоятельности фактического материала относительно реально происходивших перипетий грандиозной по тем временам «международной» рыцарской авантюры и ее ближайших последствий для стран Балканского полуострова, как Жоффруа де Виллардуэн.

Жоффруа де Виллардуэн

История
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное

Похожие книги

100 великих казней
100 великих казней

В широком смысле казнь является высшей мерой наказания. Казни могли быть как относительно легкими, когда жертва умирала мгновенно, так и мучительными, рассчитанными на долгие страдания. Во все века казни были самым надежным средством подавления и террора. Правда, известны примеры, когда пришедшие к власти милосердные правители на протяжении долгих лет не казнили преступников.Часто казни превращались в своего рода зрелища, собиравшие толпы зрителей. На этих кровавых спектаклях важна была буквально каждая деталь: происхождение преступника, его былые заслуги, тяжесть вины и т.д.О самых знаменитых казнях в истории человечества рассказывает очередная книга серии.

Елена Н Авадяева , Елена Николаевна Авадяева , Леонид Иванович Зданович , Леонид И Зданович

История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии