В Лондоне же, когда поблизости появился лагерь мятежников, началось великое смятение, как обычно в богатых и многолюдных городах, особенно в таких, которые благодаря своей величине и зажиточности царят над местностью и чьим жителям нечасто приводится видеть из окон своих домов и с башен стен неприятельское войско. Больше всего лондонцев тревожила мысль о том, что им противостоит грубая толпа, которую невозможно, если понадобится, склонить к соглашению, на уступки или к правильным переговорам, но которая, скорее всего, намерена предаться грабежам и разбою. И хотя они слышали, будто в походе мятежники вели себя тихо и скромно, они сильно опасались, что воздержание продлится недолго и внушит им тем больше голод и охоту наброситься на добычу. По этой причине в городе поднялся изрядный шум: кто бежал к воротам, кто к стенам, кто к реке, и все без конца возбуждали себя тревогой и паническим страхом. Тем не менее лорд-мэр Тейт и шерифы Шоу и Хэддон решительно и исправно исполняли свой долг, вооружая и расставляя людей; к тому же для совета и в помощь горожанам король прислал нескольких испытанных в войне капитанов. Впрочем, скоро, уразумев, что король так распорядился делом, что, прежде чем приблизиться к городу, мятежникам надо будет выиграть три сражения, что он сам встал между мятежниками и ними и что главная задача состояла скорее в том, чтобы всех их, никого не упустив, поймать в ловушку, а уж в победе сомнения не было, они понемногу успокоились и утратили страх, тем более что они питали доверие (и немалое) к трем военачальникам — Оксфорду, Эссексу и Добени, людям славным и любимым в народе. Что касается Джаспера, герцога Бедфорда, которого король обычно в числе первых призывал на свои войны, то он в то время был болен и вскорости умер.
Сражение состоялось двадцать второго июня[302]
, в воскресенье (день недели, который выбрал сам король), хотя со всем доступным ему искусством он старался посеять ложное мнение, будто готовится дать мятежникам бой в понедельник, чтобы застать их врасплох. Лорды, назначенные в окружение, еще несколько дней назад расположились в удобных (для перехвата мятежников) местах вокруг холма. Пополудни, ближе к вечеру (ибо следовало окончательно уверить мятежников, что в тот день им не драться) па них двинулся лорд Добени и первым делом выбил их заставу с Дептфордского моста. Мятежники сражались с большим мужеством, но, находясь в малом числе, были тут же отброшены и бежали на холм к основному войску, которое, прослышав о приближении королевских сил, в большом замешательстве выстраивалось в боевые порядки. Однако они не поставили заслон на первой же высоте перед мостом, чтобы тот поддержал отряд, занимавший мост, равно как не вывели главный полк (который стоял в глубине пустоши) к подъему на холм, так что граф вместе со своими силами поднялся на холм и без боя овладел вершиной. Лорд Добени ударил на них столь яростно, что лишь по случайности не сгубил удачи всего дня. Сражаясь во главе своих воинов, он неосмотрительно выступил вперед и был захвачен мятежниками, но его тут же отбили и вызволили. Мятежники выдерживали бой недолгое время и сами по себе не выказали недостатка в личной храбрости. Но они были худо вооружены, не имели хороших командиров, конницы и артиллерии и потому их без труда рассекли на части и обратили в бегство, а их вожди — лорд Одли, кузнец и Флэммок — сдались в плен живыми (поскольку обыкновенно главари возмущений суть не слишком мужественные люди). Число убитых со стороны мятежников доходило до двух тысяч[303], а все их войско, как говорили, насчитывало шестнадцать тысяч[304]. Почти все остальные были захвачены в плен, поскольку холм (как уже говорилось) окружали королевские войска. Со стороны короля погибло около трехсот человек, причем большинство из них пали от стрел, которые, как сообщают, были в длину с портновский аршин[305]: вот какой большой и мощный лук могли, по рассказам, натянуть корнуэльцы.