История прибалтийских народов. От подданных Ливонского ордена до независимых государств

В 1747 году в Лифляндии, а в 1756 году в Эстляндии была проведена перепись дворянских родов и составлен сословный список, в который, за исключением почетных русских сановников, в Эстляндии сначала внесли около 120, а в Лифляндии – примерно 170 фамилий. Тем самым было достигнуто то, что курляндское дворянство уже давно имело благодаря своему «риттербанку», но из-за шведской политики в отношении знати в Лифляндии и Эстляндии отсутствовало. Таким достижением являлось появление самообновляющегося объединения, способного отстаивать свои политические права исходя из собственных социальных интересов. При этом в Эстляндии, как и в Курляндии, внесенное в сословный список дворянство приобретало исключительное право в обладании дворянскими поместьями.

Владельцы или арендаторы поместий, не занесенные в сословный список, в Эстляндии политического веса не имели. В Лифляндии же они одно время образовали собственную организацию и даже избрали своего маршала (существовавшего с 1767 по 1779 год), но добиться признания так и не смогли. Распри таких людей с дворянством закончились тем, что многие из них были включены в сословный список. В частности, в Лифляндии таких в 1797 году оказалось 65 фамилий. При этом не исключено, что произвести их в дворянство приказало правительство.

Русские интересы в прибалтийских провинциях были различными. Во времена Петра Великого на первый план выдвигались налоговые и военно-стратегические аспекты. Не случайно еще в 1712 году царь приказал обследовать прибалтийское побережье в поисках подходящего места для военной гавани, а в ноябре 1713 года издал специальный указ о расширении ревальского порта. Однако из-за плохой защиты от ветра через пару лет эта затея провалилась – цитадель, возводившаяся из леса, свозившегося со всей Лифляндии и Эстляндии, утонула в море. Ведь по тогдашнему уровню развития портового строительного дела ни Реваль, ни Рига для превращения в военные гавани не подходили. Тогда царь лично заложил краеугольный камень в строительство военно-морской базы Рогервик[208], но после его смерти работы были надолго приостановлены.

Строительство возобновилось уже по указу Екатерины II, которая поручила руководить широкомасштабными работами (1764–1769) старому генерал-фельдмаршалу графу Миниху. Но еще раньше, с 1762 года, гавань стала называться Балтийским Портом.

По своему стратегическому положению прибалтийские провинции представляли собой для войн Российской империи прекрасную оперативную и снабженческую базу, и вследствие этого в XVIII веке, начиная с Северной войны, вынуждены были нести на себе чрезвычайно большую нагрузку. Там размещалось немалое количество войск, что тяжело отражалось на помещиках, но еще в большей степени на крестьянах. Крестьянство страдало также при строительстве оборонительных сооружений, вынужденное предоставлять для этого рабочую силу. Тяжким бременем на него ложились и поставки фуража, а также необходимость предоставлять свои повозки для военных перевозок.

Так называемая «большая стрельба» 1758 года[209] из-за огромных потерь в людях и лошадях сохранилась в памяти не одного поколения прибалтов. Тогда русская армия, войдя в ходе Семилетней войны в Восточную Пруссию, вынуждена была обеспечивать себя за счет Лифляндии и Эстляндии, принудив их поставлять ей транспортные средства (так называемых «расстрельных лошадей»). Одна только Эстляндия предоставила 6500 лошадей, большая часть из которых погибла. О масштабах понесенных потерь можно судить хотя бы по округу Венден, недосчитавшемуся 183 человек и 1231 лошади.

Эстляндские гавани Реваль и Нарва оказались в полной тени от недавно возведенного Санкт-Петербурга, развитию которого правительство старалось помочь всеми средствами, и они потеряли свое былое значение. Рижская же торговля, понеся от войны большие убытки, стала увеличивать объемы только начиная с середины столетия. С того момента число входивших в рижскую гавань и выходивших из нее кораблей стало постоянно превышать ежегодные показатели шведских времен и достигло в 1770-х годах двойных объемов (в 1766–1775 годах в среднем 706 кораблей ежегодно). При этом и тогда Рига оставалась в основном портом, через который шел экспорт, представленный главным образом льном, пенькой и мачтовым лесом, поскольку торговля зерном сильно страдала от постоянных запретов на его вывоз. Между тем собственному судоходству русские развиваться не давали, и на море вновь стали хозяйничать голландцы, а затем и англичане, которые постепенно превратились в главных приемщиков русских экспортных товаров. Тем не менее в 1775 году Рига насчитывала уже около 20 000 жителей.