«Курляндские агарные уложения» не предусматривали принятое в законодательстве Лифляндии и Эстляндии территориальное разграничение крестьянской земли, предоставив право ее покупки крестьянским хозяйствам на хуторах и отдав преимущество в этом вопросе бывшим арендаторам, что заметно усложнило захват помещиками хуторских владений. В 1867-1868 годах подобное и вовсе было запрещено. Уложения ограничили дальнейшее применение барщины четырьмя годами и предписали заключение долгосрочных договоров аренды.
Аграрные реформы в Прибалтике середины XIX века характеризовались тем, что переходу хуторов в крестьянскую собственность способствовали кредитные институты крупных немецких землевладельцев, а также тем, что он осуществлялся без установленных государством расценок. Примечательной же особенностью этих реформ являлось «красное штрихование» – принятая в Лифляндии и Эстляндии правовая гарантия недопущения захвата крестьянских земель помещиками, являвшаяся своеобразным «фидеикомиссом»[233]
всего крестьянского сословия. Гарантии оседлости крестьян, точнее, крестьян не немецкой национальности вводились медленно, но в результате они оказались защищены лучше, чем, например, в Пруссии. Не случайно немецкий политик-либерал Теодор Хойс отметил, что «ни в одной феодальной стране создание нового социально-направленного аграрного права не проходило столь разумно и справедливо».Продажа крестьянам земли во всех трех прибалтийских провинциях началась в 1860-е годы, и, несмотря на отсутствие принуждения, к 1902 году в Курляндии в частной собственности крестьянских хозяйств находилось уже 95 %, а в 1910 году – 99 % всей крестьянской земли. В Лифляндии – соответственно 85,3 % и 89,1 %. В Эстляндии же, как и вообще во всей эстляндской части старой Лифляндии, приватизация крестьянской земли крестьянами осуществлялась медленнее, поскольку в ней продаже предшествовало обязательное рассеивание эстонских деревень, переход к расселению эстов по хуторам и объединение крестьянских дворов в единое целое в виде замкнутых экономических единиц.
Подобное сложное и дорогостоящее изменение способа расселения эстонцев, предусматривавшее большое личное участие в этом процессе помещиков и проводившееся без какой-либо поддержки со стороны правительства, было осуществлено в течение 60-х, 70-х и 80-х годов XIX века. До 1899 года из арендного использования земли в собственность крестьян перешло 47,62 %, а к концу 1913 года – 82,09 % всех крестьянских наделов.
В результате в начале кардинального переворота в аграрных отношениях после Первой мировой войны крупные землевладения, принадлежавшие почти исключительно немцам, и мелкие участки земли, находившиеся почти в исключительной собственности эстонцев и латышей, распределялись на частные сельскохозяйственные угодья следующим образом: В Эстляндии и Северной Лифляндии, образовавших Эстонскую Республику[234]
, крупные землевладения составляли 42,6 %, а крестьянские хозяйства – 57,4 % всей возделываемой земли. В Южной Лифляндии и Курляндии, то есть на территории возникшей Латвийской Республики[235], на крупные землевладения приходилось 36,5 % и на крестьянские хозяйства – 63,5 % возделываемой земли, находившейся в частной собственности.Если же вдобавок к этому учесть землю, арендовавшуюся крестьянами, то тогда получится, что крестьяне владели или возделывали более 75 % всей сельскохозяйственной земли, находившейся исключительно в частной собственности. Что же касается лесных угодий, то здесь картина была диаметрально противоположной – 75 % из них принадлежало помещикам.
Участие в войнах. Времена Наполеона. Крымская война
Длительный мирный период развития прибалтийских провинций под русским владычеством на короткое время прерывался трижды – в 1790, 1812 и 1854 годах. В первом случае в войне 1799–1790 годов шведский король Густав III надеялся вернуть утраченные по Ништадтскому мирному договору остзейские территории. В марте 1790 года небольшой шведский отряд захватил врасплох эстляндскую береговую крепость Балтийский Порт, но в тот же день освободил ее. В мае же того же года шведский флот потерпел поражение в морском сражении недалеко от Реваля. Однако тогда территория прибалтийских провинций в театр военных действий не превратилась. Причем одной из причин этого явилось то, что Пруссия, на которую рассчитывал Густав III, в военное противостояние не вмешалась.
А вот военный поход Наполеона против России затронул Прибалтику гораздо глубже. Курляндцы, лифляндцы и эстляндцы в этой войне приняли самое активное участие, сражаясь и терпя многочисленные бедствия, но источником новых настроений для них это не стало. В выступлении Пруссии против французов немцы из Лифляндии, Эстляндии и Курляндии участия не приняли, хотя на протяжении многих лет остзейские провинции настоящими патриотами рассматривались как своеобразное продолжение Восточной Пруссии, как последний район вывода отходящих войск.