История противостояния: ЦК или Совнарком

5 декабря 1923 г. Политбюро ЦК и Президиум ЦКК РКП(б) в своей резолюции о внутрипартийном строительстве[673] – ответе Л. Д. Троцкому, охарактеризовав сложившуюся экономическую обстановку, зафиксировали: «Партия сверху донизу должна сделать для себя тот вывод, что дальнейшее хозяйственное оживление лишь постольку послужит делу социалистического строительства, поскольку мы действительно научимся согласовывать элементы государственного хозяйства в их постоянном взаимодействии как между собой, так и с рынком. […] Отсюда исключительная важность Госплана, хозяйственного штаба социалистического государства, и всех хозяйственно-плановых организаций на местах. Необходимо обеспечить им на деле то место, какое указано в резолюции XII съезда»[674]. По сути необходимость увеличения удельного веса Госплана СССР в системе государственного аппарата стала тем пунктом, в котором ЦК РКП(б), отрицая это на словах, внял критике Л. Д. Троцкого. Резолюция, как напомнил впоследствии злейшим товарищам по «коллективному руководству» сам Троцкий, признала «опасность» сложившегося положения, при котором «партия» недооценила «значение планового начала» и не придала Госплану должного веса в системе советско-хозяйственных органов[675].

В конце 1923 г. между оппозиционерами и большинством ЦК велись определенные закулисные переговоры. Интересно, к примеру, что главный застрельщик дискуссии ЦК с Троцким – К. Б. Радек – настаивал на включении в высшее руководство РКП(б) не только отдельных представителей Левой оппозиции, но и главных «застрельщиков» дискуссии «литераторов» с «хозяйственниками». Так, в январе 1924 г. Бела Кун отправил «товарищу Радеку, копию – тт. Сталину и Зиновьеву» письмо следующего содержания:

«Дорогой Радек!

Напоминаю тебе, что в конце декабря 1923 г. ты меня пригласил к себе для беседы. Согласно твоей определенной просьбе, я содержание нашего разговора, поскольку он касался внутрипартийной дискуссии, передал тт. Сталину и Зиновьеву.

Вместе с тем я сообщил обоим вышеупомянутым товарищам также о том, что, по твоему мнению, 75 % нового ЦК должно конструироваться, разумеется, из сторонников большинства Политбюро, 25 же процентов, хотя и не из сторонников т. Троцкого, но все же из товарищей, присутствие в ЦК которых прекратило бы изолированность т. Троцкого. Для более наглядного разъяснения ты заметил, что, по-твоему, необходимо участие в новом ЦК также и тт. Осинского и Красина.

И это заявление, согласно определенного твоего желания, я также передал тт. Сталину и Зиновьеву. Очень сожалел бы, если вместо того чтобы взять обратно сделанные тобою заявления, которые в настоящих условиях ты считаешь неудобными, ты бы просто отрицал, что они (эти заявления) тобою действительно были мне сделаны.

С коммунистическим приветом, Бела Кун»[676].

14—15 января 1924 г. на пленуме ЦК РКП(б), выработавшем линию высшего партийного руководства, которой следовало придерживаться на XIII конференции РКП(б), Г. Л. Пятаков предложил изменить ряд пунктов проекта резолюции Политбюро по экономическим вопросам. Н. А. Скрыпник констатировал, что Г. Л. Пятаков тем самым «вновь» поставил «вопрос о негодности политики партии по руководству хозяйственной жизнью страны»[677]. Г. Е. Зиновьев предложил прений по вопросу не открывать, «а принять постановление, что ЦК не возражает против того, чтобы т. Пятаков внес свои поправки на конференцию. Ясно, что это не столько поправки, сколько платформа, которая отличается от хорошей платформы тем, что она плоха – и больше ничего»[678]. Правда, пленум пошел за И. В. Сталиным, который предложил раздать предложенные Г. Л. Пятаковым поправки и обсудить их на следующий день[679]. Логика тут была: не выносить все дебаты на публику, но при этом всегда иметь возможность подчеркнуть единство линии ЦК в осуждении еретиков. Правда, несмотря на то, что голосованием на 15 января поправки Г. Л. Пятакова были отвергнуты, он, тем не менее, вынес все свои предложения по поправкам на заседание партийной конференции[680].