Женщина словно окаменела. Дошла ли до нее вся горечь подобного ответа? Или она просто пропустила ее мимо ушей? Пораженная, она уставилась на странную исполнительницу из массовки, для которой сама она должна была стать прототипом. Что следовало ей сделать в подобной ситуации – повернуться и уйти? Сейчас она глядела на актрису так, что та развернулась и отошла. И тогда немолодая женщина поспешила прочь, минуя съемочную группу, пытавшуюся в эту минуту убедить родителей героя расстаться с диваном, перебравшись на изящную софу поменьше, хранившую память о ее любви к тому, кто некогда пытался отравить ее, а теперь попробовал преградить ей путь; но она просто коснулась седой его шевелюры, проходя мимо, дотронулась с материнской лаской и устремилась, не задерживаясь, дальше, с явным намерением присоединиться к мужу, ожидавшему ее в саду.
«Ну а что дальше? Моя роль тоже уже сыграна?» – спросила участница массовки себя саму, по мере того как гостиная становилась все более и более пустой, поскольку сегодняшний эпизод должен был сниматься в соседней комнате, более подходящей для интимного и доверительного разговора. Штативы камеры и микшер были сложены и убраны, а монитор, прожектора и вентиляторы – отключены, так что в считаные минуты она оказалась в полном одиночестве в опустевшей гостиной чужого дома.
«Хорошо еще, что они успели заплатить мне, – сказала она себе, – так что я могу исчезнуть отсюда без проблем». И она покинула каменный дом, выйдя на длинную узкую улицу, на которой никого не было. Даже Элиэзер, обещавший отвезти ее обратно, куда-то испарился. Отказался ли он от своего обещания? Немного подумав, она решила распрощаться со съемочной группой и двинулась обратно, миновала опустевшую гостиную и направилась в кухню, доверху заполненную использованными пластиковыми тарелками и чашками. Раскрыв холодильник и исследовав его содержимое, она сполоснула одну из пластмассовых чашек, налила в нее молоко и принялась пить.
Оттуда она прошествовала вниз и попала в длинный коридор, темной рекой протянувшийся среди берегов, состоявших из книжных шкафов, забитых неизвестными ей книгами на неведомых языках, и таким образом добралась до ванной, маленькое окошко которой открывалось в сторону сада. Муж и жена исчезли, а рядом с деревом сидела женщина из Америки и ее сын, весело болтавшие с одним из студентов. В ванной комнате оказалось даже несколько полок, забитых потрепанными книгами, счастливо избежавшими участи очутиться на дне корзин для всякого мусора.
Затем, к ее удивлению, она заметила, что ванна абсолютно идентична, просто двойник той, что стояла в доме ее родителей – того же размера, с теми же изгибами и, более того, – с той же ржавчиной на металлических подвесках, выполненных в виде птичьих с загнутыми когтями лап. Такое могло встретиться лишь в двух в одно и то же время возведенных домах Иерусалима, спроектированных еще до объявления независимости государства Израиль евреями, поселившимися после того, как они были покинуты арабами, – удивительным было лишь то, что евреи или арабы к вопросу об организации и украшении ванных комнат подходили с одинаковыми эстетическими и вкусовыми запросами. Чрезмерное изобилие зубных щеток, валявшихся в раковине, наводило на мысль, что каждый обитатель этого дома предпочитал для каждого отдельного зуба пользоваться отдельной же щеткой. Чтобы избавиться от ощущения усталости, она, отвернув кран, плеснула воды себе на лицо и с прояснившимся зрением, не вытираясь, пошла разыскивать организаторов съемок, чтобы распрощаться с ними.
Голоса привели ее в спальню, где студенты-психологи с помощью приятелей с актерского факультета репетировали наиболее интимные эпизоды.
Пожилые родители, облачившись в банные халаты, уселись на кровать вместе с профессором, их сыном. От костюма его освободили, но галстук оставили, кое-как заправив в старый халат. И таким вот образом, под прицелом съемочной камеры, они анализировали дела давно минувших дней, разговаривая на иврите. Участница массовки стояла на пороге, сознавая, что откровенность и искренность разговора могут пострадать от ее незваного присутствия. Самое время было исчезнуть. Но в ту минуту, когда она решила это, чья-то твердая рука опустилась ей на шею.
– А я уже решила, – холодно отреагировала она, – что вы обо мне забыли.
Похоже, что отставной полицейский был к этому готов.
– Я не забыл. И впредь на это не рассчитывайте. Мне позвонила дочь и попросила привезти л-лекарство для внука… а о вас… я н-не думал, что здесь все закончится так быстро.
– Ну, вот так все вышло.
– Что ж… что ни делается, все делается к лучшему. Вышло, по-моему, совсем неплохо.
– Спорить не приходится. Так что вы заслужили не просто тарелку супа, но полный обед. К слову – сколько у вас внуков?
– Пока что только один.
– В возрасте…
– Примерно таком же, как и ваш цад-дик.
Он проводил ее до дома на улице Раши́ и пожелал успехов на съемках в Масаде. Если бы цены на билеты не взлетели так высоко, он спустился бы к Мертвому морю непременно.