Дома ее ожидали шесть голосовых сообщений от Хони – одно сердитее другого. Содержание всех было тем не менее одинаково – автобус, арендованный для доставки участников массовки к месту исполнения оперы в песках пустыни, отправится в путь на три часа ранее запланированного.
– И чем это ты занималась, шатаясь всю ночь напролет? – голосом праведника прошептал он в трубку, когда она перезвонила ему.
– Зарабатывала на кусок хлеба в массовке. Документального фильма, между прочим.
– Придумай что-нибудь получше. Документальных фильмов больше никто не снимает.
– Ты удивишься, увидев.
Но он, похоже, не готов был к тому, чтобы его удивили. И потребовал доказательств. Не позднее чем через два дня. К тому времени, когда они встретятся на втором исполнении «Кармен», поскольку он сумел достать билеты.
– Очень хорошо, Хони. У меня к тебе просьба, раз уж так получилось, – принеси мне какую-нибудь литературу о Мартине Бубере.
– Что? Мартин Бубер давно уже растворился в дымке истории.
– Ну, так вызови его вновь к жизни через интернет.
27
Благодаря раннему отъезду какое-то время глаза ее были открыты, не давая погрузиться в дремоту, и все-таки в конце пути она почти спала, роняя голову то в одну, то в другую сторону, так что в Масаду прибыла полусонной. Вместе с ней эту честь разделили еще шесть участников массовки – частично это были певцы из оперного хора, вышедшие, так сказать, в отставку и прибывшие накануне с целью укрепить ряды бывших более успешных, то есть оставшихся в строю, коллег, причем укрепить не голосами, а самим фактом своего присутствия.
К всеобщему удивлению автобус подвез их не к гостинице, а прямиком к основной сценической площадке у подножья Масады, откуда доносились до них звуки репетиции.
Певцы, танцоры и участники хора, прибывшие все в повседневной одежде, толпились, сгрудившись вокруг фантастического размера сцены с деревянным покрытием, повторявшим очертания естественного ландшафта. Грязная тропа змеилась меж двух холмов, засаженная по обочинам низенькими оливковыми, из чистого пластика, деревцами и столь же искусственными кустарниками самой разнообразной окраски. Режиссер, сопровождаемый ассистентами, держа в руках бычьи рога, подсказывал участникам хора, где они должны добавить рвения и когда заткнуться. Оркестранты, сидя в оркестровой яме, расположившейся напротив сцены, не могли отыскать одного невесть где задержавшегося тромбониста, время от времени поглядывали на дирижерскую палочку ассистента, на самом деле принадлежащую великому маэстро, который в эту самую минуту, уронив на пол партитуру, набирался то ли сил, то ли вдохновения, растянувшись на шикарной тахте в номере пятизвездочного отеля.
Семерых дам из прибывшей массовки с облегчением встретил и поприветствовал помощник режиссера, тут же принявшийся инструктировать их о предстоящих расстановках и перемещениях. В первой сцене, предположительно происходившей в Севилье, их заботой была создать у зрителей впечатление, будто они оказались в некой сельской местности, окруженные зарослями табака, где по мере развития сюжета сборщицам хочется петь все громче и громче, в то время как другие их подруги, лишенные вокальных данных, но не утратившие трудового энтузиазма, непрерывно проходят по тропе между двумя холмами, перенося связки табака куда-то в иное место; из общей веселящейся толпы тем временем выделяются две красавицы – одна с вилами, другая с мотыгой, в то время как остальные, покачивая бедрами, несут на голове корзины, полные одни – фруктов, другие – овощей. Но и это еще не все – картину обрамляют еще две девушки, видимо самого низшего разбора, ибо им, по воле режиссера, досталось только по ослику, впряженному в небольшие тележки неизвестного до поры до времени назначения.
– Это настоящие ослики?
– Чему ты удивляешься? В Европе время от времени на оперной сцене появляются даже лошади и слоны.
Помощник режиссера спросил Нóгу, не согласится ли она повести ослика, запряженного так, что ему придется тащить за собой небольшую кибитку, в которую, разумеется, тут же набьется куча детей, поскольку, объяснил он, прочитав в глазах этой чем-то привлекшей его внимание статной женщины, возраст которой он уже несколько минут безуспешно пытался определить, разумеется, дети будут самые разные, и вести они могут – и, разумеется, будут себя по-всякому, на то они и дети, но бояться этого ей не следует, ибо он всегда будет неподалеку, или, если сказать еще точнее, просто рядом.
– А нельзя ли без детишек?
– Никак, – заверил ее помощник режиссера. – Просто никак. Ибо никакая уважающая себя опера, в которой есть массовые сцены, не может обойтись без детей.
– Очень жаль, – сказала Нóга. – Но я согласна… если только вы скажете мне, что делать, если ослик вдруг взбесится?
– Это исключено, – после секундного раздумья заверил ее помощник режиссера. – С чего бы это могло произойти? Кстати, посмотрите вон туда – там, слева, сидит его хозяин, и я уверен, что он поручится за его спокойный и добрый нрав.