История России

Такого рода несоответствия официальной версии жизни и ее самой и требовали сокрытия. В сталинской системе «механизм тайны был не менее основополагающим, чем механизм страха»²⁷¹ . Дезинформация о ходе модернизации — всего лишь частное проявление этого фундаментального свойства. Тотальная дезинформация — един­ственно возможный способ консолидации атомизированного общества, удерживаемо­го в состоянии дезорганизации и лишенного права на самоорганизацию. Но этот спо­соб мог быть использован лишь потому, что власть сумела создать в стране ту политическую и психологическую атмосферу, о которой говорилось выше.

Тем не менее дезинформация и все прочие видимые и невидимые атрибуты сло­жившегося при Сталине государства не имели бы никакого смысла, если бы оно не справлялось с задачами, которые ставило перед собой и перед страной. Можно имити­ровать враждебное сопротивление их решению, устраивая открытые и закрытые су­дебные процессы над «вредителями», можно объявлять поражения победами, но все это не может быть самоцелью. Сокрытые поражения и вымышленные победы не имеют никакого политического значения, если отсутствуют победы реальные. Без них «съезды победителей» невозможны. Победителем же Сталин мог стать лишь благода­ря индустриальной модернизации. Только она обеспечивала военно-технологическую конкурентоспособность СССР на международной арене, демонстрировала стране и миру «преимущества социализма» и упрочивала режим личной власти генерального секретаря.

То, что модернизация была осуществлена, — такой же исторический факт, как и окончательно установившаяся благодаря ей сталинская диктатура. Когда Сталин после завершения той же первой пятилетки объявил ее досрочно перевыполнен­ной, — это была дезинформация. Но когда он перечислил свыше полудесятка заново созданных отраслей промышленности²⁷² , — это была информация, достоверность ко­торой историками не оспаривается. Не ставится под сомнение и то, что в целом по промышленности и в отдельных отраслях наблюдался заметный экономический рост, хотя и существенно меньший, чем запланированный²⁷³ . А значит, в определенных пре­делах хромающие решения, посредством которых осуществлялась модернизация, бы­ли эффективными.

Дело в том, что такие решения, будучи изначально невыполнимыми и не страхуя от незапланированных негативных последствий, в сталинской военно-приказной сис­теме могли подвергаться коррекциям по ходу реализации, при этом не объявляясь ошибочными. Потому что в распоряжении верховной власти была не только возмож­ность имитировать гражданскую войну с теми, кого она назначала на роль сознатель­ных противников своей хозяйственной политики. В ее распоряжении была и возмож­ность обвинить исполнителей решений, не зачисляя их в разряд врагов, в непонимании того, что им предписано исполнять. Так, вскоре после упоминавшихся судебных про­цессов над «буржуазными специалистами», осужденными за «вредительство», и фор­сированной замены старых кадров выдвиженцами из рабочих, которая сопровожда­лась дезорганизацией производства, последовал окрик Сталина в адрес партийных и советских руководителей, обвиненных в недооценке роли старых «спецов» и «спеце- едстве». Правильность своего решения верховная власть тем самым не опровергала. Неправильным объявлялось его толкование.

Аналогичных примеров можно привести множество, причем из самых разных областей тогдашней жизни — в том числе и из тех, которые непосредственного отно­шения к индустриальной модернизации не имели. Самый известный среди подобных фактов — сталинская статья «Головокружение от успехов» (1930), обвинявшая местное начальство в «перегибах» при проведении коллективизации, хотя оно лишь исполняло спущенные сверху директивы. Таков был технологический механизм кор­рекции хромающих решений, позволявший вуалировать их несостоятельность и под­держивать коллективную сакральность партии и индивидуальную сакральность ее вождя. Однако без признанной партией монополии вождя не только на формирова­ние, но и на интерпретацию ее «генеральной линии» не мог бы возникнуть и сам этот феномен светской сакральности.

Кроме того, в распоряжении Сталина был и такой способ коррекции решений, как их толкование задним числом. Скажем, после того, как массовые репрессии сере­дины 1930-х годов обернулись дезорганизацией управления, было объявлено о том, что свою роль в очищении партии они уже сыграли и в политическую повестку дня встает вопрос об укреплении «социалистической законности». Не отменяло прежние решения, а как бы надстраивалось над ними и снижение плановых заданий на вторую пятилетку по сравнению с первой — ведь та уже была объявлена успешной, а потому правильность «генеральной линии» и способность власти вести страну «от победы к победе» не должны были вызывать сомнений.