История России

Культура оперирования абстракциями, охватывавшая все более широкие слои населения, ускоренно формировалась в Европе благодаря развитию — вместе с ростом городов — национальных рынков, которым со временем становилось тесно и в грани­цах отдельных государств. Понятие рынка являлось той уникальной абстракцией, ко­торая была одновременно и эмпирически фиксируемой жизненной реальностью или, как назвал ее Маркс, «эмпирической универсальностью». Однако рынок и рыночная конкуренция, стимулировавшие развитие индивидуальной инициативы, постепенно преобразовывали не только мышление людей, но и всю систему их ценностей: идея верховенства государства над государем фактически означала, что идея подданства (сакральному правителю) вытесняется идеями гражданства и народного суверените­та, предполагавшими ответственность людей не только перед государством, но и за го­сударство — в том числе и за его формирование посредством волеизъявления на выбо­рах. Но это, в свою очередь, означало, что идея приоритета государства вытеснялась идеей приоритета личности, ее прав и свобод.

Так Запад начал прокладывать историческую дорогу к новому типу базового кон­сенсуса (в институциональной форме представительной парламентской демократии), который не нуждался ни в персонификации государства, ни в абстракции Бога, сакра- лизировавшей персонификатора. И когда абсолютные монархи стали восприниматься на этом пути помехой, они были сметены революционной волной. Строго говоря, только европейское Новое время открыло перспективу перехода от модели сосуще­ствования государственной и догосударственной культур к модели, в которой государ­ственная культура становится всеобщей. Ее основополагающей абстракцией стал закон, который впервые был наделен универсальным верховным статусом. Из инстру­мента защиты государства и привилегий элитных групп он превратился в инструмент защиты естественных, т.е. данных от природы, прав и свобод граждан — равных для всех и в этом смысле тоже универсальных.

На практике реализация новых принципов даже после их провозглашения происхо­дила не сразу: единая государственная культура формировалась медленно, а потому и пра­ва, прежде всего избирательные, предоставлялись людям дозировано. Не быстро и не бес­конфликтно формировалась в Европе и культура добровольного законопослушания — несмотря на то, что еще при абсолютизме проводилась жесткая политика принудитель­ного дисциплинирования (воспользуемся известным термином Мишеля Фуко) населе­ния, прежде всего численно возраставшего городского. Тем не менее и процесс практиче­ской универсализации новых принципов оказался неостановимым и необратимым.

России суждено было стать первой страной за пределами западного католическо- протестантского мира, начавшей заимствовать западные принципы государственного развития. Но своеобразие ее исторической эволюции проявилось не столько в этом, сколько в том, что она приспосабливала западные принципы к государственности вос­точного типа, точнее — к определенной ее разновидности, в значительной степени унаследованной от монгольской Золотой Орды. Это обусловило наш выбор еще одно­го исследовательского ракурса и, соответственно, появление в книге еще одной сквоз­ной тематической линии.

Мир и война

При всем том, что базовый консенсус нельзя навязать только силой, без силовой компоненты он тоже не может возникнуть. В правящий слой ранних государств, как правило, входили люди, чьим занятием была война. Их легитимность, т.е. готовность населения им подчиняться и их содержать, определялась тем, насколько успешно они справлялись с защитой подвластных от внешних угроз и были способны отодвигать их присоединением новых территорий, от которых исходила опасность. Победы в вой­нах — мощный источник легитимности государственной власти, без которого рели­гиозные формы ее легитимации могли свой консолидирующий ресурс утрачивать. По­тому что успешная война как раз и выступала главным подтверждением и истинности веры, и благоволения небес к правителям, тогда как поражения воспринимались эм­пирическим свидетельством отсутствия такового. О том, что фактор военной силы мо­жет выступать первичным по отношению к религиозному, напоминают и внутригосу­дарственные вооруженные конфликты — например, в Византии, где на протяжении ее истории императорский престол десятки раз захватывался амбициозными полковод­цами, а церковь признавала их власть богоугодной.