История России

Идеология «беззаветного служения» выхолащивалась по мере того, как сталин­ская милитаристская модель коммунистической системы сменялась моделью демили­таризованной. Как и в послепетровской России, демилитаризация жизненного уклада сопровождалась элитной приватизацией государства и превращением «беззаветного служения» в фасадную формулу, прикрывавшую у многих служение частному интере­су. Но такой, как в позднесоветскую эпоху, невостребованности личностных ресурсов, такой их демобилизации и такого подавления субъектности самодержавно-дворян­ская Россия все же не знала. Она сумела освоить европейскую гуманитарную культуру и создать ее оригинальную собственную ветвь. Медленно, не всегда уверенно, не без попятных движений, но она все-таки открывалась западному миру, заимствуя у него не только военные технологии, но и экономические, политические и организацион­ные идеи, что сопровождалось законодательным утверждением института частной собственности, развитием частной хозяйственной инициативы, мобилизацией лично­стных ресурсов в земское самоуправление, а в последний период правления Романо­вых — даже легализацией, пусть и вынужденной, партийно-политической субъектно- сти. В советскую эпоху все это было утрачено, и Горбачеву, осознавшему решающую роль «человеческого фактора» в развитии страны, в данном отношении приходилось начинать отечественную историю заново.

Демобилизация личностных ресурсов к исходу советского периода наблюдалась не только в партийной, государственной и хозяйственной элите. Она повсеместно наб­людалась и среди рядовых работников. Вместо экономического, «буржуазного» стиму­лирования труда еще во времена Сталина была изобретена мотивация, приравнивав­шая мирный труд к ратному посредством его героизации. Серьезными успехами ее использование не сопровождалось и в сталинской военно-приказной системе, где она дополнялась — в полном соответствии с природой системы — стимулированием реп­рессивным. В послесталинский же период такая мотивация постепенно и вовсе стано­вилась анахронизмом, но ничего другого коммунистические лидеры противопоста­вить ей не могли. Советская уравниловка в оплате труда переносила в индустриальное общество прежнюю общинную крестьянскую традицию, в границах которой мобили­зация личностных ресурсов не только не предполагалась, но и считалась предосуди­тельной. Соединить уравнительность с такой мобилизацией посредством орденов, медалей, досок Почета и прославления передовиков производства в газетах коммунис­тической системе не удалось. Но в результате проводившейся большевиками полити­ки была пресечена и досоветская тенденция преодоления уравнительности, обозна­чившаяся в хозяйственной деятельности крестьян, выделившихся из общины при Столыпине. И это тоже была стратегическая потеря.

Тем не менее большевистский режим споткнулся в конечном счете о ту же самую проблему, нерешенность которой привела к обвалу самодержавно-православной мо­нархии Романовых. Речь идет о сочетании общего (государственного) и частного ин­тересов. Романовы не могли справиться с этой проблемой, потому что ее решение бло­кировалось социокультурным расколом. В расколотом социуме не может укорениться само понятие об общем интересе, если иметь в виду не противостояние внешним угро­зам, а обустройство внутренней жизни. Отсюда и особая консолидирующая роль войн в истории России. Отсюда — трудности ее консолидации в условиях длительного ми­ра. Но отсюда же — и русская идеология соборности: она фиксировала не столько на­личную реальность, сколько мечту о том, что в этой реальности отсутствовало. Иде­альное соборное должное призвано было духовно скреплять расколотое, т.е. совсем не соборное, сущее. Но если в наши дни данная идеология снова востребована, то отсю­да следует, что советская система, устранив раскол, общепризнанное представление об общем интересе утвердить не сумела и что в постсоветской России застарелая оте­чественная проблема по-прежнему остается проблемой.