История России

Во времена последнего Романова речь шла о соединении традиционного автори­тарного политического идеала с идеалом либерально-демократическим в условиях, когда первый из них был укоренен в жизненном укладе большинства населения и со­ответствовавшей ему «отцовской» культурной матрице. Тогда сама попытка сочета­ния двух несочетаемых идеалов была проявлением социокультурного раскола рос­сийского общества. В постсоветской России нет уже ни этого уклада, ни этой матрицы, ни этого раскола. Следовательно, за внешней схожестью властных моделей скрывает­ся несходство их политической и социокультурной природы. В думском самодержавии Николая II институциональное воплощение европейского либерально-демократиче­ского идеала осуществлялось на основе компромисса с авторитарной традицией. В посткоммунистической России возрождение этой традиции стало, наоборот, пря­мым следствием реализации европейского идеала, первоначально ей бескомпромис­сно противопоставленного.

Глава 21

Либерально-демократический идеал после царей и генсеков

21.1. Оборванная и возрожденная традиция

Российская посткоммунистическая государственность возникла на обломках го­сударственности коммунистической. Особенность последней заключалась, напомним, в том, что вместе с архаичным догосударственным укладом она ликвидировала не толь­ко зародыши европейской политической культуры, но и все промежуточные негосу­дарственные структуры между властью и человеком, атомизировав тем самым социум и одновременно тотально огосударствив его. Начавшаяся при Горбачеве демократиза­ция коммунистического государства выявила готовность советских людей к массовому бегству от него, что позволило демонтировать систему относительно безболезненно. Однако для строительства государственности демократического типа нужны были адекватные задаче субъекты, которых не было ни в элите, ни среди населения. К тому же элита, выдвинувшаяся в ходе относительно свободных выборов, оказалась расколо­той на две противостоявшие друг другу группы, каждая из которых имела собственную легитимную институциональную опору и претендовала на властную монополию.

Это не было возрождением старого раскола между догосударственной и госуда­рственной культурой, который выплеснулся в свое время на политическую поверх­ность в досоветской Государственной думе. Это был конфликт, вызванный резкой инерционной вспышкой политических притязаний со стороны утратившего почву в культуре догосударственного вечевого института советов, который достался Рос­сийской Федерации от коммунистического периода и получил во времена горба­чевской перестройки огромные полномочия. За ним стояла элитная группа, заинте­ресованная в его сохранении и удержании контроля над другой ветвью власти, возникшей на излете коммунистической эпохи и претендовавшей на независимое от советов существование.

Высший орган советов — российский съезд народных депутатов, созданный по модели съезда общесоюзного, — юридически обладал всей полнотой власти в Рос­сийской Федерации. Но еще до распада СССР, по мере ослабления КПСС и утраты ею легитимности, начала выявляться функциональная недееспособность этого институ­та. Полновластные советы, как и раньше, нуждались в дополнении другим институ­том, способным восполнить их несамодостаточность. В большевистском и доболь- шевистском политическом наследстве такового не было, он мог быть или изобретен, или заимствован. Остановились на заимствовании института президентства. Тем бо­лее что прецедент был уже создан Горбачевым, избранным в 1990 году президентом СССР. Новизна же заключалась в том, что российский президент, в отличие от союз­ного, избирался не съездом народных депутатов, а населением. Кроме того, он изна­чально не был привязан к сходившему с исторической сцены властному институту в лице КПСС, между тем как Горбачев совмещал должности президента и лидера партии. Так в России возник принципиально новый способ легитимации власти выс­шего должностного лица. В июне 1991 года первым президентом России был избран Борис Ельцин³⁶⁰ .

Острейшая политическая борьба за доминирование, развернувшаяся после рас­пада СССР между депутатским большинством съезда и Ельциным, внешне выглядит как традиционное для страны противостояние вечевого и авторитарного идеалов. Со­ответственно, победа президента над депутатами в результате неконституционного роспуска съезда в сентябре 1993 года и вооруженного штурма здания (Белого дома), в котором заседали депутаты, могут интерпретироваться как столь же традиционное торжество отечественного авторитаризма. Тем более что следствием этой победы ста­ло принятие Конституции, наделившей президента уже упоминавшимися обширными полномочиями. Однако такой вывод если и верен, то лишь отчасти.