Едигей вел двойную игру, сталкивая Василия с Витовтом, и летописец (или автор повести) не без сожаления замечает, что Василий оказался в плену «злохитростей» ордынского эмира: «Зло-честивии же Агаряне, яко волцы ухитряюще, подкрадают нас, да неколи князи, надеющеся, с ними истинно мирующе, и любовно пребывающе, безстрашни от них будут, да обретше они время удобно себе, вместо злаго желанна получат. Якоже сей князь Едигей Ординьский вящше всех князей Ординьских и все царство Ординь-ское един дръжаше, и по своей воле царя поставляше, егоже хотяше, многу же любовь лукавную имяше и к великому князю Василию Дмитреевичю, и честию высокою обложи его и дары многими почи-таше; и еще же надо всеми сими и сына его себе именоваще любима-го, и некоя многаа обещавше ему и власть его разширити и възвыси-ти паче всех князей Русских, и приходящаа от него во Орду послы чтяше зело и брежаше и отпущаше на Русь с честию и с миром, и мир глубок обещевающеся имети с ним».
Московскому князю «прилучися гнев имети и брань со тестем своим». Василий наивно об этом «Едигею поведа подлинно, хотя от него помощь обрести. Понеже любляше его Едигей и в сына его имеша себе. Лукавый же и злохитрый Едигей обещася всячески по-могати сыну своему великому князю Василью, глаголя: "да и прочий увидят князи Русстии любовь нашу с тобою, и мирни и крот-ции тебе будут и устрашатся тебя". С другой стороны, Едигей «и к великому князю Литовскому Витовту Кестутьевичю, посылаа, гла-голаше: "Ты мне буди друг, а яз буду тебе друг; а зятя своего... познавай. Яко желателен бе в чюжиа пределы вступатися и не своя восхищати, и се убо и тебе подвизается ратовати и твоя пределы восхищати; блюдися убо от него, понеже и словеса мне многа гла-голаше на тебя..., и сребра и злата много посылает ко мне и ко царю, чтобы или аз сам, или царя увещал со всею Ордою пойти ратью на тебя и пленити и жещи землю твою, и чтобы ему засести грады твоя;... моя же любовь к тебе не угаснет иникогдаже; сиа же вси моя словеса в себе точию имей и никомуже повеждь"».
Автор повести осуждает «молодых» советников князя, возвышая «старых». Князь созвал «свои князи, бояре и думци», где сообщил об обещанной Едигеем помощи. «Князи же и бояре и думци его все возрадовашася, и вся Москва веселишася...: "Орда вся в воли великого князя... да кого хощет, воюет, и наши будут вси, и прославимся паче всех"». В итоге же «кровь многа проливашеся, а татаро-ве полоном и имением обогатеша» (Рогожский летописец подчеркивает, что это была «именем токмо словуще помошь»), «старци же старые, — продолжает Никоновская летопись, — сего не похвали-ша». Они осудили практику приглашения «на помощь себе татар, наимающе их сребром и златом». Напоминается, что приглашения половцев в свое время причинили огромный вред Киеву и Чернигову, поскольку наемники не только плохо воюют, но и выполняют роль разведчиков-соглядатаев.
Осуждается в повести и союз московского князя со Свидри-гайло Ольгердовичем. С одной стороны, вроде бы «устроен к брани мужь храбор и крепок на ополчение», но с другой — «лях бе верою». Осуждается, что «ляху» князь со своими думцами передали «гради мнози, мало не половину княжения Московьскаго, и славнй град Владимир, в немъже соборная церковь Пречистыа Богородици Успение, златоверхаа нарицаемаа, 5 бо верхов златых имея, в нейже чюдотворная икона пречистыа Богородицы, иже многа чюдеса и знамениа сотворяеть и поганыа устрашает... И сиа вся ляху пришелцу дано быша, темъже и беды многи пости-гоша нас, и сам той храбрый князь... и храброе его воинство смя-тошяся и устрашишяся, яко младыа отрочата, во время Едигеева нашествия и на бегуклонишяся». Татары же во время «стояния на Угре» войск тестя и зятя «недалече кочеваша», присматриваясь к «наряду» той и другой стороны.
Едигей уведомил московского князя, будто Булат-Салтан собирает войско «со всею великою Ордою на Витовта, да мстит, колико есть сотворил земли твоей». Василию предлагается присоединиться к этому войску, идти с ним либо самому, либо кому-то из сыновей или братьев. Какие-то сомнения у князя возникли: в Орду был направлен вельможа «Юрий именем з дружиной». Но Едигей «ят Юрья» и направился с ратью к Москве. Случайный вестник сообщил об этом, когда татары уже подходили к русским землям.