Комиссия озабочена и развитием отдельных видов промыслов. Так, слюдяному промыслу в Архангельской губернии и в Сибири «дана была вольность», т. е. кто пожелает, тот и промышляет беспрепятственно; была существенно снижена пошлина с готового продукта. По представлению Комиссии с 1728 г. отменялась казенная соляная монополия: соляные промыслы и продажа соли отдавались в «вольную» торговлю. Но эта мера привела к ощутимому падению доходов казны, и в 1731 г. монополия на продажу соли была восстановлена.
В связи с затруднениями в организации эффективного контроля за металлургическим производством в «отдаленных сибирских местах» было разрешено в Иркутской и Енисейской провинциях любому пожелавшему строить заводы, какие захочет, «свободно и безвозбранно» с правом свободной же реализации продукции при условии уплаты одной только таможенной пошлины (налагался запрет на продажу за границу только золота и серебра). Не забыты и крестьяне: в облегчение их положения Верховный тайный совет в июле 1729 г. распорядился не собирать подушных денег в рабочую пору. Страшно подумать, но остановлено одно из главных дел Петра — строительство кораблей. Решено ограничиться пополнением галерного флота. На все доклады Петру II об «исчезновении флота вследствие удаления его (царя) от моря» — ответ один: «Когда нужда потребует употребить корабли, то я пойду в море; но я не намерен гулять по нем, как дедушка». Конечно же устами малолетки говорила старая московская знать, хотя, отмечают историки, «сознательного, преднамеренного противодействия делу преобразования мы не замечаем ни в ком из русских людей, стоявших в это время наверху». Так‑то оно так, но и больших дел не видно, идет «латание дыр», да и то минуя царей. Ни заурядная Екатерина I, ни малолетний Петр II не имели способности к самостоятельной государственной деятельности.
§ 3. Курляндская вдовушка — российская самодержица. Бироновщина
Кондиции 1730 г.
Смерть Петра II застала всех врасплох, но более всего семейство Долгоруких, потерявших столь близкую возможность породнения с царствующим домом. Удар был такой силы, что только помутненный разум всего клана Долгоруких мог подвигнуть их на то, чтобы попытаться подсунуть находившемуся на смертном одре царю завещание в пользу княжны Екатерины, на сомнительном основании их обручения. Дежурство фаворита, князя Ивана, у постели умирающего царя в последнюю ночь оказалось напрасным — Петр умер, так и не придя в сознание. Вечером, в день так и не состоявшейся свадьбы 19 января 1730 г. для избрания преемника собрались четверо из пяти оставшихся в живых (Ф. М. Апраксин умер в 1729 г.) «верховников» — Г. И. Головкин, Д. М. Голицын, А. Г. и В. Л. Долгорукие. Вице‑канцлер А. И. Остерман как иностранец не счел себя вправе решать вопросы престолонаследия (привычная осторожность) и не явился. На заседание были приглашены прибывший на свадьбу сибирский губернатор, дядя невесты, М. В. Долгорукий, а также два фельдмаршала — М. М. Голицын и В. В. Долгорукий. Церковные иерархи отставлены за то, что, как пояснил Д. М. Голицын, они после смерти Петра I себя осрамили, «склонясь, под воздействием даров, в пользу иностранки, которая некогда была любовницей Меншикова».Претендовать на трон могли лишь потомки Петра I и его сводного брата Ивана по женской линии. Но прежде чем назвать их, скажем об одной особенности расклада политических сил в России: вопреки сообщениям иностранных наблюдателей о существовании трех‑четырех «партий», различавшихся по общественным интересам, в действительности их не было и в помине. Как ни упорствовал Петр I, ему так и не удалось привить русским людям понимание необходимости действовать сообща, «кумпанствами», в сложной общественно‑политической ситуации. Как и много лет назад, личные и фамильные интересы по‑прежнему были на первом плане, что позволяло более сильному захватывать власти больше, чем ему следовало бы. Таким человеком на данный момент оказался князь Дмитрий Михайлович Голицын. Он отвел кандидатуру дочери Петра I Елизаветы на том основании, что мать ее была «подлой породы», занявшая к тому же престол без всяких на то прав. Но в этом доводе была не вся правда.