История российского блокбастера. Кино, память и любовь к Родине

Критик Юлия Сахарова высоко оценила «Волкодава», его «практическую» и «художественную» стороны. В первом случае город, «построенный из древесины со всей России», тщательно распланирован и «корреспондирует с логикой драмы и жанром фэнтези». А по поводу второй характеристики Сахарова процитировала Кусакову, которая заметила, что добавила зданиям цвет «под дерево», чтобы создать ощущение тревоги, вторжения зла и одновременно героического воодушевления633. Но в конечном счете, считает Кусакова, зритель оценивает работу художника, только если не замечает ее; то есть лучшая декорация та, что органично вписывается в нарратив.

Что бы ни говорила о своем творчестве Кусакова, декорации к «Волкодаву» больше соответствуют мнению Ч. С. Таширо, одного из немногих ученых, занимающихся искусством декораций. Исходя из принципов теории описания декораций Чарльза и Миреллы Эффрон, рассматривающих декорации по шкале от «денотации» (в основном невидимой) до изощренной имитации (подчеркнуто заметной и усиливающей воздействие фильма на зрителя), Таширо утверждает, что декорации могут и выходить за рамки нарратива634. Художник, напоминает Таширо, пытается создать иллюзию реальных объектов. Другими словами, задача дизайнера состоит в том, чтобы на основе вымышленного сюжета, придуманного сценаристом и реализуемого режиссером, сделать фильм «реальным». Делая нереальное реальным, художник создает в фильме «эффект реальности», что представляет собой особенно сложную задачу при постановке исторических (и фантастических) фильмов635. Никто не справился с этой задачей лучше Людмилы Кусаковой. В советское время она создавала костюмы для «Анны Карениной» (1967), «Чайковского» (1969), «Дяди Вани» (1970). Кроме того, она делала декорации для «Города Зеро» Карена Шахназарова, «Цареубийцы» (1991) и, как уже было сказано, построила Москву 1905 года для «Всадника по имени Смерть». Кусакова создала облик целого ряда исторических фильмов.

В этом плане локации «Волкодава» не столь фантастичны, но они укладываются в аргументацию Майлса Балфа, что «фантастические тексты и ландшафты <…> располагаются внутри социальных, географических и культурных дискурсов и вписываются в них»636.

Лебедев высказался в подобном же ключе, отметив, что «Волкодав» «основан на славянских обрядах, традициях и поведении». По его мнению, это одновременно «культура славянского VIII века» и «совершенно современная история», наполненная «любовью, преданностью и предательством»637.

Галирад Кусаковой очень похож на славянские города, включенные в квазиэтнографический труд Семеновой «Мы – славяне!». Семенова показывает там деревянные храмы, мощенные деревом мостовые и «типичные» деревянные жилища славян дохристианских времен638.

Таким образом, Кусакова, подтверждая слова Таширо, сделала фантастический мир реальным, и неслучайно на «Мосфильме» используются две ее декорации (Москвы 1905 года и Галирада) для съемок все новых фильмов и для показа экскурсантам.

Вымышленная история «Волкодава» стала частью реальной истории возрождения российского кино. И фантастические декорации Кусаковой используются теперь в исторических фильмах, в том числе в телесериале из времен московского правления Ивана Грозного. Можно сказать, что Галирад – это и декорация Кусаковой к событиям 1905 года, только за несколько столетий до них. То и другое визуализирует вновь обретенную Россию.

Значения Галирада и фэнтези

Критики в основном отрицательно отнеслись к этому блокбастеру. Так же, как и большинство зрителей: почти 2000 из них оценили фильм на «Кинопоиске» в среднем отметкой 4,4/10639. Многие зрители сочли, что он недотягивает до адаптаций Толкина Питером Джексоном. Многие раскритиковали и декорации, которым в прессе было уделено особое внимание. «Когда увидела декорации города, мне плакать захотелось», – написала Анга. «Я понимала, что в древности люди жили в суровых условиях, но они не могли жить в таких хибарах, какие нам показали на экране», – добавила она640. Зрители называли декорации «отвратительными», «стыдными» и «эпигонскими». Критические стрелы главным образом были направлены вообще на саму возможность адаптировать роман Семеновой; обсуждался и вопрос о том, является ли фэнтези «русским» жанром.