История российского блокбастера. Кино, память и любовь к Родине

иностранцы страшно опасны, главное дело – охрана границ, государство – это в первую очередь охраняемая территория, важно подготовиться к будущим агрессиям… Отсюда и основные ценности – сохранение государства, границ.

Дондурей делает вывод:

новый патриотизм, <…> что видно из фильмов, из телевизионных программ, разного рода неигровых проектов, связан с реставрацией социалистических моделей, <…> потому что они рассказывают о прошлом, как о настоящем761.

Так что «новый» российский патриотизм не так уж и нов.

Денис Драгунский начал с того, что «вопрос о патриотизме очень сложный», поскольку связан с индивидуальной любовью к своей стране.

Возьмем визуальный аспект: для кого-то это реальный пейзаж родного уголка, для кого-то картина Репина «Иван Грозный убивает своего сына», для другого – картина Левитана «Над вечным покоем», для третьего – еще какая-нибудь картина, например Глазунова «Вечная Россия».

По Драгунскому, понятие «российский патриотизм» вызывает целый ряд ассоциаций: упомянутые им произведения объединяют не большинство, а отдельные группы людей, а вот всех объединяет любовь к родной стране. Новый российский патриотизм сосредоточивает в себе этот процесс, потенциально предлагая разброс взглядов на то, что символизирует Россию.

В духе этой дихотомии следовали и другие респонденты. Юрий Богомолов, признавая, что «патриотизм – это инстинкт», с которым человек рождается, предупредил, что российский патриотизм слишком часто имеет обратной стороной ксенофобию, а «когда говорят „наши“, то сразу подразумеваются „не наши“. Сразу начинается поиск врага народа».

Александр Митта отметил, что «понятие „патриотизм“ захватано и скомпрометировано политиками», и вместо него предложил «гораздо более деликатную формулировку – чувство родины». Эту формулу следует связать с пониманием любви к большой стране, чтобы бороться с тем, что ей угрожает (Митта привел в качестве примера экологическую проблему озера Байкал).

Татьяна Кутковец выделила в понятии патриотизма два компонента: «ландшафтный» патриотизм мирного времени и «жертвенный» патриотизм военного времени. Первый является нормальным феноменом любви к своей Родине, независимой от государства. Второй связан с войной. Для патриотизма необходимо чувство сопричастности, а если его нет, если человек не чувствует, что участвует в делах государства, то тут и патриотизма быть не может.

Дмитрий Орешкин отметил, что кино может сегодня создать «либеральный патриотизм» в широком смысле слова, который «опирается не на запросы корпорации, которая кормится за счет административного ресурса, а на интересы и мечты живого человека, на личность, на талант», который «всегда за свободу». В этом смысле Пушкин и Гоголь, Набоков и Булгаков были либеральными патриотами, потому что писали о своей родине и тем «прежде всего расширяли пространство русского языка как инструмента познания мира, овладения миром, конструирования мира». Согласно Орешкину, важна не специфика патриотизма, а культурные условия, в которых создаются патриотические идеи: «госпатриотизм <…> общее культурное пространство сужает», а либеральный расширяет. И «думающий зритель» будет способен создать либеральный патриотизм.

Никита Михалков говорил не о свободе, а о любви, особенно об «интимном и странном» чувстве любви к Родине, которую либо любишь, либо нет.

Виктор Матизен объявил себя космополитом и заключил, что «все попытки сознательного внедрения в кинематограф патриотических идей не приносят ему ничего, кроме вреда».

Кирилл Разлогов частично разошелся во мнениях с панелистами, назвав патриотизм исторически развивающимся «глубинным психологическим процессом»; сегодняшний патриотизм вырос из советского, а тот, в свою очередь, из самодержавного. Ключом к этому психологическому процессу является язык: «И все русскоязычные люди будут продолжать питаться соками русскоязычной культуры независимо от того, называем мы это патриотизмом или нет». Приводя в пример Англию и Францию, он заметил, что патриотизм может строиться в том числе из «гастрономической ориентации».