История российского мусульманства. Беседы о Северном исламе

Интересно, однако, что в Лаврентьевской летописи 1229 год отмечен не заключением мира, но рассказом о мученичестве некоего, причем не русского, а «иного языка» купца-христианина в Биляре, о котором говорится, что булгары долго уговаривали его отречься от христианства и принять ислам, и, не добившись своего, казнили:

«Он же не покорися, но вся оставив изволи паче умереть за Христа усечен бысть месяца априля в первыи день. Его же Русь христиане вземше тело, положиша во гробе, идеже вси христиане лежат и створи Божья милость вскоре за кровь его погоре у него болшая половина города Великаго, а потом оставшаяся часть загарашеся огнем дваждыи и триждыи такоже и бысть вомьного дни. Мало остася города, а все погоре, и товаре погоре множство бещислено за кровь мученика Христова[315]».

Эта история все же вызывает сомнения с точки зрения, если не своей достоверности, то своей религиозной подоплеки. За всю историю Волжской Булгарии это единственное упоминание о том, что северные мусульмане казнили кого-то за отказ обратиться в ислам. Неизвестно, за какую именно провинность был на деле казнен означенный купец, если такая казнь вообще имела место. Однако, ясно, что в обстоятельствах многолетней войны с Волжской Булгарией мусульмане должны были изображаться врагами не только экономическими, но и религиозными, способными на убийство иноверца, о чем мы подробнее поговорим в следующей главе.

Как бы то ни было, в том же летописном сообщении говорится о существовании в Великом городе особой русской христианской общины со своим кладбищем. Могла ли она существовать, если бы в 1229 году в Волжской Булгарии вдруг ни с того ни с сего развилась чуждая исламу религиозная нетерпимость к христианам, да к тому же не русским, с которыми булгары были тогда во вражде, а «иного языка»? Как сопоставить эту якобы вдруг возникшую нетерпимость к христианству в 1229 году, если булгарские мастера каменщики участвовали в возведении церквей на Руси, поскольку, как пишет В. Н. Татищев:

«Князь Святослав Гавриил Всеволодич… разруша прежднюю ветхую построенную в Юриеве дедом его (Юрием Долгоруким) церковь, построил новую вельми дивную разным камением. Мастер был Болгарский[316]».

Известно также, что церкви Владимира, в том числе Успенский собор, построены из булгарского камня, и в их украшении каменной резьбой также участвовали булгарские мастера. Убийство купца по религиозным мотивам противоречило бы самому духу булгарской цивилизации, процветание которой зависело от купцов, к какой бы религии они ни принадлежали. Это такое убийство никак не укладывается в ту картину булгарского общественного устройства, о которой писали русские летописцы и историки. И, однако, Лаврентьевская летопись указывает, что через год после казни тело убиенного булгарами мученика Авраамия было перевезено из «Болгарьское земли в славныи град Володимерь».

Что же, в любой религии известие о новом мученике призвано не столько опорочить его убийц, сколько в определенных обстоятельствах укрепить в вере его единоверцев. Создается впечатление, что Русь начала XIII века, уже более столетия раздираемая на части братоубийственными, нарушавшими любое «крестное целование» междоусобицами, идеологически искала «общего врага», каким мог быть только враг иноверный, и очернение волжских булгар преследовало именно эту цель, понятную с точки зрения поисков общегосударственной идеологии русского православного единства. Трагичность этой ситуации в том, что именно в 1229 году, согласно той же Лаврентьевской летописи,

«Саксини и половцы възбегоша из низу к Болгарам перед татары и сторожевы Болгарскыи прибегоша бьени от Татар близ реки, ей же имя Яик[317]».