История российского мусульманства. Беседы о Северном исламе

Однако, при всем могуществе своего государства, Махмуд Газневи, будучи главной политической опорой суннизма в своих пределах, всегда признавал над собой номинальную духовную власть багдадских халифов. Между тем Аббасидские халифы к тому времени уже полвека находились в фактическом подчинении у шиитского клана Бувайхидов, владевших не только Багдадом, но всем югом и западом Ирана и всячески покровительствовавших про-шиитским настроениям в Халифате.

При сыне Махмуда Газневи султане Мас’уде (1031–1041) государство Газневидов стало приходить в упадок. В 1038 году Газневидское государство утратило власть над Хорасаном, а в 1040 году при Мерве войска Мас’уда потерпели сокрушительное поражение от новой восходящей политической силы исламского мира, тюрков-Сельджукидов, к 1050 году захвативших весь Иран. В 1055 году войска Сельджукидов под началом Тогрыл-бека вошли в Багдад, изгнав из столицы чуждых арабской культуре и традиционному суннизму Бувайхидов, и халиф ал-Каим, которому сунниты Сельджукиды оставили пусть иллюзорную, но все же верховную духовную власть, провозгласил Тогрыл-бека султаном и царем Востока и Запада.

При Сельджукидах, а именно при сыне Тогрыл-Бека Алп-Арслане, который царствовал с 1063 по 1072 год, обратная волна тюркских завоеваний дошла до Сирии и Палестины, отвоеванных у фатимидского Египта. Более того, отвечая на угрозу со стороны армий византийского императора Романа Диогена, сельджукские войска в 1071 году разгромили византийские силы при Манзикерте. Тюрки впервые овладели Анатолией, где очень скоро образовалось очередное независимое государство Сельджуков Рума (Византии) во главе с эмиром Сулейманом, сделавшим своей столицей город Конью (Икониум) и царствовавшим с 1077 по 1086 год. В борьбе за независимость с империей Великих Сельджуков Сулайман в 1086 году погиб, однако основанное им государство просуществовало еще более века до самого монгольского нашествия.

Наибольшей политической мощи и процветания государство Великих Сельджуков достигло при сыне Алп-Арслана султане Малик-шахе (1055–1092). Простершись от границ Индии и Средней Азии до северной Сирии и впитав в себя все достижения арабо-персидской культуры того времени, оно вернуло исламским пределам Халифата не только политическое единство, но и ревностно обеспечивало приверженность суннизму, испытывавшему постоянное идейное давление со стороны фатимидского, шиитского Египта. Эта идея мусульманского единства была ярче всего выражена в политическом трактате «Сийясет-наме», написанном знаменитым сельджукским везиром Низамом ал-Мульком (ум. в 1092), который был одной из самых ярких фигур исламского мира XI века и о котором речь еще впереди.

Тюрки, вслед за арабами и персами, стали тем историческим фактором, который внес в четырехвековую к тому времени цивилизацию ислама не только новый дух, но и новое культурное своеобразие. Уже упоминавшийся нами арабский писатель и историк IX века ал-Джахиз, перечисляя достоинства и недостатки тюрков, говорил о них как о народе, которому несвойственны «лесть, задабривание, лицемерие, сплетни, притворство, клевета, высокомерие с товарищами или несправедливость в отношениях с партнерами». В свете наших бесед особенности интересно замечание ал-Джахиза о том, что

«тюркам неведомы никакие религиозные ереси: различные секты ислама не могут отвратить их от правоверия; к тому же ни они не присваивают себе состояний и не выдают такие состояние за законные посредством умелого толкования религиозного закона».

С одной стороны, нелукавое правоверие тюрков было надежной опорой суннизма в его постоянной идеологической борьбе с шиизмом, расколовшей Халифат на владения Аббасидов и Фатимидов. Но, с другой стороны, эта же приверженность тюрков единожды принятым убеждениям сослужила в XI веке службу консервативным ортодоксам от ислама, всячески пытавшимся отмести любой критический взгляд на сложившиеся в исламе традиции и на само филосфское мировоззрение ислама. Ал-Джахиз, основываясь на своих наблюдениях за наемной тюркской гвардией халифов в Самарре, пишет также о единственном, на его взгляд, национальном недостатке тюрков, который «превращает их в дикарей» и состоит

«в тоске по родине, любви к кочевым скитаниям, упоении набегами, страстном стремлении к грабежам, глубокой привязанности к собственным обычаям и постоянном напоминании друг другу о многократных победах и сладостности великих военных трофеев[320]».

По мнению исследователя Натана Лайта, из англоязычной работы которого о тюркской литературе взята вышеприведенная цитата,