История российского мусульманства. Беседы о Северном исламе

Конечно же, Багдад был также и городом мечетей: в описываемые времена в столице Халифата было 27000 молитвенных мест, среди которых выделялись три огромных соборных мечети, в том числе и дворцовая – на правом и левом берегу Тигра. Как писал об этом А. Мец:

«Естественно, они (соборные мечети) были не в состоянии вместить толпы верующих, и поэтому каждую пятницу взору представлялось зрелище, как ряды молящихся, выливаясь через распахнутые настежь двери мечети, тянулись далше по улицам вплоть до Тигра и как последние ряды устраивались на лодках; как по цепи молящихся передавались слова и жесты имама при богослужении[207]».

Помимо того, что восточный и западный берега Тигра соединял лодочный мост, лодки были одним из основных видов багдадского грузового и пассажирского транспорта. Уже в конце IX века, до восшествия на престол ал-Муктадира, в Багдаде насчитали 30000 лодок, и ежедневный доход лодочников был оценен в 90 000 дирхемов. Куда там Венеции, да впрочем, она только начинала всерьез строиться на островах своей лагуны… Но главное, чем славился Багдад – была ученость:

«Багдад, вставший на слиянии двух культур, арамейской и греческой, стал в десятом веке интеллектуальным центром мира[208]».

Действительно, в контексте расцветшей исламской культуры истоки знаний не имели никакого значения, и в городе жили и работали десятки и сотни ученых мусульманского, христианского, иудейского и даже зороастрийского вероисповедания. Как пишет современный американский ученый Гастон Вьет, для халифов было совершенно безразлично происхождение ученых людей:

«Люди искусства и науки собрались в этом городе либо благодаря культурной общности, либо были призваны ко двору халифа благодаря своей компетентности[209]».

В это время в Багдаде жили и работали десятки ученых, философов, поэтов и богословов. Одним из тех, с кем булгарский царевич мог бы поговорить на родном тюркском языке, был в Багдаде гениальный математик и философ ал-Фараби (870–950). Его, как писал ибн Хальдун, благодаря достижениям в области логики, современники называли «вторым учителем» после самого Аристотеля[210]. Ал-Фараби в своих трудах, лишь малая часть которых дошла до нас, развивал идеи своего великого предшественника ал-Кинди (801–866), который объяснял мир как эволюцию первоидеи Бога, чем приводил в негодование консервативных ортодоксальных богословов, и без того неустаннои сражавшихся с философией му’тазилитов[211].

«Мусульманских ортодоксов, как правило, раздражала попытка объяснить творение как непрерывный процесс, проистекающий из первичного источника, поскольку этот довод не поддерживался научными свидетельствами. Их особенно оскорбляло то, что Разум тем самым возвышался до немедленной близости к Богу как Его первое качество. Проистекая из Первопричины, все проходит через, и развивается через посредство отражений этого первого разума. Таким образом, разум должен был заменить ангелов как передатчиков божественной истины. Ал-Фараби еще более заострил доктрину эманации, отождествив Активный Разум с архангелом Гавриилом и объяснив феномен пророчества как результат способности Души к воображению. Однако идея эманации не могла объяснить божественный акт творения удовлетворительным для ортоксального правоверия образом[212]».