Иван IV вполне разделял такой взгляд на вещи, отождествляя государство и свою персону и приравнивая противостояние себе к государственной измене. Власть его, по убеждению царя, была получена от Бога, некем и ничем не ограничена, а всё население Руси было «холопами», рабами царя. «Жаловать есмь своих холопов вольны, а и казнить вольны же», – писал Иван IV. С.Т. Жуковский и И.Г. Жуковская так комментируют это знаменитое программное высказывание грозного царя: «Эту несложную политическую идею Грозный доказал, пролив реки крови и ни разу не столкнувшись со сколько-нибудь организованным сопротивлением общества. Русские люди были уверены, что сопротивление власти законного царя – тягчайший грех перед Богом». (Только бегство изредка было пассивной формой сопротивления царю-изуверу).
Внешнеполитические неудачи в Ливонской войне побудили Ивана IV к решительным действиям внутри страны, к переходу к политике прямого массового террора и насилия, к уничтожению правительства Избранной Рады и целенаправленному укреплению личной власти. Избавившись от Сильвестра, Иван IV слушал теперь лишь придворных льстецов и доносчиков, распалявших его кровожадную натуру, и искоренял всякую независимую мысль, даже потенциальную крамолу. В 1560 году царь сослал Сильвестра в Соловецкий монастырь, Адашева в Ливонию (затем он был посажен в темницу, где и умер). Теперь в «попе» и «собаке Алексее» Иван IV видел виновников всех своих неудач. В 1564 году, не дожидаясь неизбежной опалы и казни, бежал в Литовскую Русь талантливейший воевода, главный герой взятия Казани, князь Андрей Михайлович Курбский, главнокомандующий русскими войсками в Ливонии. Новые поражения в войне, страх перед «изменами» порождали всё более массовые казни среди бояр по приказу царя.
Решающие роковые события наступили в декабре 1564 года, когда Иван I V, забрав свой двор, церковные реликвии и всю казну, отправился на богомолье в Троице-Сергиев монастырь, но не вернулся оттуда в Москву, а остановился в Александровой слободе. В январе 1565 года гонец привёз в Москву две удивительные грамоты от царя. В первой боярам сообщалось, что государь положил свой гнев в опалу на всех бояр и духовенство, поскольку служилые люди и бояре изменили ему, плохо служили и казнокрадствовали, а церковные иерархи покрывали их грехи своим заступничеством. Потому он, Иван I V, ныне уходит от власти. Вторая грамота была адресована простому посадскому люду Москвы. В ней государь заверял, «чтобы они себе никоторого сумления не держали, гневу на них и опалы никоторые нет».
Так Ивану IV удалось ловким приёмом столкнуть московское население со знатью и самому выступить «над схваткой» в роли «заступника простых людей», не менее царя имевших претензий против бояр и дьяков. Под их давлением к царю явилась делегация перепуганных бояр и духовенства, умолявшая его возвратиться в Москву на любых его условиях. Государь милостиво согласился вернуться на престол, но с двумя условиями: на всех непослушных ему «опала своя класти, а иных казнити» и «учинити ему на своём государстве себе опричнину». В опричнину (от слова «опричь» – «кроме»; кроме остальной земли – «земщины», номинально управляемой по-прежнему Боярской Думой) Иван IV выделил ряд важнейших городов и земель и создал своё опричное войско (получив, таким образом, общественную санкцию на террор и инструмент террора).
В опричнине отнимались земли «земских» бояр (что вело к частичной экспроприации крупной аристократии), создавалась своя собственная Боярская Дума, казна, приказы и своё войско. В опричнину Иван IV забрал часть Москвы и месторождения соли, торговля которой приносила огромные доходы. Так, борясь с удельной системой, царь создавал свой удел – в полгосударства. Расколов Русь на части, он стремился натравить одну часть на другую, чтобы «зачистить» всех, потенциально недовольных и несогласных. В опричное войско вошли как представители знатных родов, так и простые служилые люди и многочисленные иноземцы. По словам В.Б. Кобрина: «Дело было не в якобы демократическом происхождении опричников, потому будто бы вернее служивших царю, чем знать, а в том, что опричники стали личными слугами самодержца, пользовавшимися, кстати, и гарантией безнаказанности».