Детонатором этого взрыва явились страшные события 1601–1603 годов, когда в стране трижды подряд (!) были неурожайные годы (из-за засухи). Затем непрерывные дожди и ранние морозы уничтожали все остатки урожая. Запасов продовольствия в достаточном количестве, разумеется, не было. Начался чудовищный голод. По словам В.Б. Кобрина: «Разумеется, причиной его была не только непогода. Расшатанное тяжёлыми налогами и сильной феодальной эксплуатацией крестьянское хозяйство потеряло устойчивость, не имело резервов». Люди ели траву, наблюдались повсеместные случаи людоедства. Хлеб вздорожал за два года в 18 раз (!). Около трети населения страны умерло от голода. Годунов пытался бороться с бедствием, открывая государственные зернохранилища для раздачи хлеба голодающим, но это вело лишь к злоупотреблениям со стороны соответствующих чиновников и к массовому притоку сотен тысяч оголодавших людей в столицу, к росту социального недовольства и хлебных спекуляций. Царь призывал церковь и бояр открыть закрома для голодных, последовать его примеру, но церковные иерархи и знать предпочитали попридержать продовольствие, цены на которое невероятно возросли. Попытки государства бороться со спекуляцией хлебом, ввести общественные работы, раздачи хлеба и денег населению, установить твёрдые цены на хлеб – провалились. Сотни тысяч людей умирали в Москве и её окрестностях, в одной Москве было похоронено 127 тысяч человек. В ниспосланных им свыше бедствиях народ винил «нечестивого царя» и проклинал его.
За этими событиями последовало восстание 1603 года, когда толпы крестьян и холопов во главе с атаманом Хлопком двинулись на Москву. И, хотя войско восставших было рассеяно царскими отрядами, эти события явились прологом начинающейся гражданской войны. «Горючий материал» для неё представляло население южных рубежей Руси – вольное казачество, состоящее из беглых людей, вооружённое, свободолюбивое, привыкшее к самоорганизации, борьбе с государством и разбоям. Однако и бояре, холопы, крестьяне и посадские люди (да и дворяне, разорившееся и нищенствующие в результате социальных потрясений последних лет) выражали недовольство – каждый по-своему и каждый по своим особым причинам. Все осознавали сомнительность и «неправедность» династии Годунова. Его воспринимали как «не истинного», «не природного» царя, получившего свою власть не от Бога и запятнавшего себя преступлениями. Посеянные Иваном IV семена дали плоды, пожинать которые приходилось его преемникам. Оставалось лишь поднять знамя борьбы с «узурпатором» Борисом, в котором видели главного виновника всех бедствий народа. И это знамя поднял первый Самозванец в 1604 году.
5.2.2. Первый Самозванец
О том, кто именно скрывался под именем первого «Дмитрия», историки ожесточённо спорят до сих пор и, вероятно, будут спорить ещё долго. Наиболее распространена версия (выдвинутая ещё правительством Бориса Годунова) о том, что Лжедмитрием I был дворянин, служилый человек бояр Романовых-Юрьевых Юрий Богданович Отрепьев, который, чтобы спастись от гонений Годунова против окружения его врагов – Романовых, постригся в монахи под именем Григория. Обладая замечательным живым умом, умением быстро обучаться самым разным предметам, прекрасными каллиграфическими способностями, он быстро сделал головокружительную церковную карьеру и стал монахом кремлёвского Чудова монастыря и приближённым патриарха Иова. Однако, движимый честолюбием, расстригся и бежал из Москвы в Литву, где и объявил себя царевичем Дмитрием, спасшимся от убийц и требующим законного трона.
Борис Годунов обвинил бояр (и прежде всего, Романовых-Юрьевых) в том, что это именно они стояли за самозванцем, используя его, как орудие в борьбе против него. И В.О. Ключевский полагал, что Лжедмитрий «был только испечён в польской печке, а заквашен в Москве». Однако с господствующей доселе версией о том, что Самозванец был Отрепьевым никак не согласуется его явная искренняя уверенность в своём царском происхождении и праве на высшую власть, которая проявлялась во всех его поступках. Заняв трон, он не боялся встречи со своей названной матерью Марией Нагой, легко нарушая кремлёвский церемониал и т. д., что делает сомнительным его самозванчество.