Политика первого Самозванца была ориентирована на опору на общество, на открытость и милосердие (а не на страх и единоначалие). Лжедмитрий I выступал за веротерпимость (однако не позволил строить католические костёлы в Московии) и за общеевропейскую борьбу против общего страшного врага – Османской Империи. Он (избрав для себя образцами Гая Юлия Цезаря и Генриха IV Французского) жаждал подкрепить свою власть военными победами и готовился вести победоносное войско на Крым. Он первым на Руси (за сто лет до Петра I, которого он отчасти напоминает (но без его зверств и самодурства)) принял титул «императора» (кесаря) и стремился к широким контактам москвичей с иноземцами, к европеизации Московии. Новый царь стремился, но так и не решился, или не успел за год своего короткого правления, вернуть Юрьев день, ограничившись лишь смягчением системы крепостного права.
По справедливому мнению В. Б. Кобрина: «Думается, личность Лжедмитрия была хорошим шансом для страны: смелый и решительный, образованный в духе средневековой культуры и вместе с тем прикоснувшийся к кругу западноевропейскому, не поддающийся попыткам подчинять Россию Речи Посполитой. Но этой возможности тоже не дано было осуществиться».
Дело в том, что с новым царём были связаны огромные надежды у противоположных социальных сил. Крестьяне, веря в «доброго царя Дмитрия», надеялись, что он восстановит Юрьев день – но это означало конфликт с дворянами. Поэтому Лжедмитрий не отменил крепостного права, ограничившись разрешением крестьянам, ушедшим от своих господ в голодные годы, оставаться на новых местах. Крестьянам этого было мало, а вот дворян возмутило. В то же время он настроил против себя поляков (не оправдав их ожиданий), бояр (рассматривавших его как «выскочку» и простое орудие в борьбе с Годуновыми) и церковь. Церковные иерархи подозревали его в симпатиях к «латинству», осуждали за женитьбу на полячке и католичке Марине Мнишек. Кроме того, им не нравилось то, что Лжедмитрий называл монархов «бездельниками», низложил годуновского патриарха Иова и поставил своего ставленника Игнатия, и не соблюдал московской «старины». Бояре и церковники распускали в народе слухи о «неподлинности» царя Дмитрия. И тем не менее, его поддержка в народе оставалась огромной. Пожалуй, это был самый «популярный» и самый «народный» царь за несколько столетий русской истории – не испорченный властью и раболепием, энергичный, простой и смелый, милостивый и новаторский. Однако править ему, увы, суждено было всего один год.
17 мая 1606 года в Москве началось восстание против нескольких тысяч поляков, приехавших на свадьбу царя с Мариной Мнишек, в качестве свиты царицы, и возмутивших москвичей своим вызывающим поведением. Воспользовавшись этим и обвинив «литву» в том, «что она хочет государя нашего извести», группа заговорщиков-бояр и дворян во главе с коварным к неугомонным Василием Щуйским (лишь полгода назад милостью царя избегнувшего плахи и возвращённого из ссылки) проникла в Кремль и, используя возмущение москвичей против поляков как «дымовую завесу» для собственного заговора, вероломно напала на царский терем.
Лжедмитрий с криком: «Я им не Борис!» – отважно рубился с убийцами, выпрыгнул из высокого окна терема и, сломав при падении ногу и потеряв сознание, затем отдался под защиту отряда кремлевских стрельцов. Те встали вокруг него и выстрелами оберегали от врагов. Однако заговорщики заявили, что сейчас они отправятся в стрелецкую слободу и перебьют жён и детей стрельцов, после чего те отдали им Лжедмитрия на растерзание. Он посмертно был объявлен самозванцем, а его прах сожгли и выпалили им из пушки. А царём был скороспело провозглашён глава заговорщиков князь Василий Иванович Шуйский.
Однако, эти события, возмутившие всю страну, не положили конец Смуте, а лишь привели к её разрастанию. Провинциальное дворянство было возмущено узурпацией власти боярской группировкой, не созвавшей, как полагалось по обычаю, полноценного избирательного Земского Собора. Шляхта Речи Посполитой была возмущена массовым избиением и пленением поляков и литовцев в Московии. А широкие слои населения продолжали верить в «народного царя Дмитрия», его неуязвимость и новое «чудесное спасение». Оказалось, что Миф убить намного труднее, чем живого человека. Гражданская война в Московской Руси разгорелась с новой силой.
5.2.3. Василий Шуйский и восстание Ивана Болотникова (1606–1607)