В Смуте столкнулись две могучие исторические тенденции социального развития Руси: идущая со времён монгольского ига тенденция к закрепощению всех слоёв населения и безудержному самодержавию, и – «земская» и казацкая тенденция к раскрепощению, самоорганизации общества, торжеству вечевых начал прямой демократии, выживанию общества помимо и вопреки государству. Социально-экономическая ситуация после Смуты, реакционно-консервативная программа Романовых и разгром движений народного сопротивления, сделали окончательное и поголовное закрепощение неизбежным и бесповоротным.
Компромиссными, неясными, противоречивыми и неопределёнными были политические итоги Смутного времени. Государство первых Романовых, лишённое привычных инструментов: бюрократического аппарата, отлаженной финансовой и военной системы, черпающее все необходимые ресурсы и собственную легитимность из общества (то есть его правящих сословий), первое время не могло не опираться поневоле на «земские» тенденции, (встраивая их в самодержавное государство): созывая Земские Соборы и апеллируя через них к части общества, представленной на соборах. За неимением иного, воссоздавалось отчасти местное самоуправление и сословное представительство на общегосударственном уровне.
Но разобщённость общества, всеобщая привычка к покорности и патерналистские настроения сословий (мечтавших о «подачках» сверху для себя) были слишком велики, чтобы использовать благоприятную ситуацию для ограничения абсолютизма, укрепления политических свобод и институтов сословного представительства. Стремительно возрождающаяся после Смуты московская бюрократия и абсолютистская власть вскоре перестали нуждаться в Земских Соборах и вновь подчинили общество своему гнёту. Доминирование самодержавия, опирающегося на служилое дворянство, приказную бюрократию и официальную, казённую церковь (нетерпимую к любому иноверию и инакомыслию), консерватизм, национализм, культурно-политическая стагнация и тотальное закрепощение – таков окончательный итог Смутного времени. Оглядка на мнение «земли», опыт вечевого и казацкого самоуправления вскоре были забыты и отброшены государством.
Но опыт «бунтов», самозванчества, народных ополчений, казачьей вольницы и социального протеста прочно закрепился в коллективной памяти общества в качестве веского последнего аргумента против государственного произвола. Не были полностью забыты и опыт Земских Соборов, избиравших царей, и «крестное целование» государями на верность населению, и другие конституционные и договорные идеи, которыми так богато было Смутное время. Если Иван VI некогда угрозами и шантажом «выговорил» себе у «всей земли» право самовластно казнить любого без суда, в Смуту «земля» попыталась отчасти вернуть себе право суда и совета, право подданных не подвергаться репрессиям и опалам без вины.
Утвердившиеся вновь и доминирующие самодержавно-крепостнические элементы общественного бытия причудливо переплетались с земскими тенденциями, а растущий гнёт государства сталкивался в XVII веке с мощными народными бунтами. Подобным образом антикатолические и антипольские ксенофобско-националистические настроения и компенсаторное чувство «богоизбранности» «третьего Рима» причудливо сочетались с усиливающейся (хотя и неосознанной) реальной отсталостью Московии и её зависимостью от протестантских стран Европы и растущей потребностью в модернизации. Впрочем, и само Смутное время знало немало причудливых и кратковременных альянсов и коалиций, когда бояре обращались за помощью к «литовским людям» или к шведам, а дворяне соединялись в одной армии с казаками и своими же беглыми холопами.
В ходе Смутного времени были поставлены во весь рост кардинальные вопросы всей общественной жизни: об организации власти (с решениями в спектре: от казацкой вольницы до дикого деспотического самодержавия), о крепостном праве, о внешнеполитической ориентации Московии и её месте в мире, о самом существовании Московской Руси и православной веры… Ответы, данные на них, в конце концов, не отличались ни новизной, на прогрессивностью. Восстановить старые порядки времён Ивана Грозного, отгородиться от всего мира непроходимой стеной – таков был печальный итог Смуты.