Благодаря Смуте, XVII век стал веком расцвета (и заката) Земских Соборов на Руси. Выдающийся историк и политический деятель начала XX века П.Н. Милюков констатирует: «Собор превратился за это время из учреждения, созывавшегося в исключительных случаях для подачи совещательного голоса по тем только вопросам, с которыми обращалась к нему власть, – в постоянное учреждение, заседавшее непрерывно с постоянным составом депутатов, переменявшихся по трёхлетиям, с широким кругом дел не только законодательного и учредительного, но и чисто распорядительного характера. Это учреждение непосредственно от своего имени сносилось с областной администрацией».
Однако (и это в высшей степени важно и показательно!), замечает П.Н. Милюков: «Ни вкуса, ни потребности во власти не развили в служилом сословии эти несколько лет постоянных мытарств по ополчениям и соборам».
Три века Монгольской и Московской Руси создали патерналистское общество, становым хребтом которого была идея «службы» всех сословий государству и получения от него взамен милостей и пожалований (но отнюдь не соучастия во власти и не контроля общества над властью). Эта идея сумела пережить и Смутное время. Дворяне, выступившие под флагом реакции, хотели не свобод, а привилегий и пожалований, не контроля над высшей властью, а лишь «милостей» от неё. Их патерналистское мышление толкало их не к ограничению и противостоянию самодержавной власти, а к помощи в её укреплений против бояр я «черни» – взамен на закрепощение крестьян, земельные раздачи и «восстановление порядка». События 1618 года можно считать окончанием Смутного времени, метко и точно названного В.Б. Кобриным «временем упущенных возможностей».
Каковы же были итоги Смуты? Гражданская война, религиозная война, социальный взрыв, столкновение Реформации и Контрреформации (поляков и шведов, выясняющих отношения между собой на землях Московии), подъём национального и сословного самосознания, иностранные вторжения, регионально-сепаратистские движения, крушение нескольких династий, взлёт роли городов, духовенства, казачества, появление конституционных проектов, создание отрядов самообороны при городах, возрождение веча, расцвет самозванчества, множество возможностей и опасностей, формулирование и распространение политических программ, появление и скорая гибель ярких личностей, авантюристов, бунтарей, проповедников и полководцев – всё это осталось позади, сменившись унылой, но неизбежной реставрацией, реакцией, стагнацией, изоляционизмом, восстановлением самодержавно-крепостнических порядков и их последующим неуклонным укреплением. Надорвавшееся при Иване IV и рухнувшее в Смуту деспотическое государство, вновь воскресло и усиливалось, подобно Фениксу, возрождающемуся из пепла.
«Геополитическими» и национально-религиозно-культурными последствиями Смуты являлось временное ослабление Московии, максимальный (но совсем недолговечный) успех Речи Посполитой в многовековой борьбе за Киевское наследство, последующая полувековая война между этими братскими народами и странами, взлёт ксенофобских, националистических и религиозно-мессианских настроений в Московии, её последующее торжество в борьбе с неудобным западным соседом. И – одновременно, усиливающаяся традиционная (восходящая ко временам Ивана IV) ориентация Москвы на северную, протестантскую Европу (Швецию, Англию, Голландию), помощь ей в Реформации (и Тридцатилетней войне – «мировой войне» XVII века) против Контрреформации, массовый «наплыв» в Московию протестантских наёмников, лекарей, мастеров (в 1620 году в Москве уже существовали четыре протестантских церкви и жили тысячи иноземцев из протестантских северных стран). В массовом сознании московитов надолго осталась острая и лютая ненависть ко всем «иноверцам», особенно католикам и полякам, яростное стремление к национально-мессианскому самосознанию и неприятие любых веяний с Запада, (В то время как немногие русские «западники» и «либералы» XVII века были, как правило, полонофилами.)
Социально-экономическими последствиями Смуты стали разорение хозяйства страны, опустевшая казна, финансовая катастрофа, полное обезлюдение земель (особенно в южных, западных и центральных районах страны). Уцелевшие остатки населения бежали от государства за Волгу и дальше – в Сибирь, дав мощный толчок колонизации этих далёких земель. Истощение земли, демографическая катастрофа, чудовищная нехватка рабочих рук диктовали правительству привычную для Московии логику чрезвычайных мер. С одной стороны, разгром низовых народных движений, отчаянно противостоящих закрепощению, а с другой стороны, запустение страны и необходимость правительства опираться на служилых людей, сделали массированное наступление крепостного права неизбежным, породив, в свою очередь, как прямое наследие Смуты, весь донельзя кровавый и «бунташный» XVII век. Воцарившись в Москве, Михаил Романов-Юрьев восстановил урочные годы (пять лет) для сыска беглых крепостных. Правительственные войска начали отлов беглых и уничтожение отрядов казаков и «воров».