Недавно один уважаемый товарищ, Кульков Фёдор Алексеевич, изобрёл способ против бюрократизма. Вот государственная башка-то!
А способ до того действительный, до того дешёвый, что надо бы за границей патент взять, да, к глубокому сожалению, Фёдор Алексеевич Кульков не может сейчас за границу выехать — сидит, сердечный друг, за свой опыт. Нет пророка в отечестве своём.
А против бюрократизма Фёдор Кульков такой острый способ придумал.
Кульков, видите ли, в одну многоуважаемую канцелярию ходил очень часто. По одному своему делу. И не то он месяц ходил, не то два. Ежедневно. И всё никаких результатов. То есть не обращают на него внимания бюрократы, хоть плачь. Не отыскивают ему его дела. То в разные этажи посылают. То «завтраками» кормят. То просто в ответ грубо сморкаются.
Конечно, ихнее дело тоже хамское. К ним, бюрократам, тоже на день, может, по сто человек с глупыми вопросами лезет. Тут поневоле нервная грубость образуется.
А только Кульков не мог входить в эти интимные подробности и ждать больше.
Он думает:
«Ежели сегодня дела не окончу, то определенно худо. Затаскают ещё свыше месяца. Сейчас, — думает, — возьму кого-нибудь из канцелярского персонала и смажу слегка по морде. Может, после этого факта обратят на меня благосклонное внимание и дадут делу ход».
Заходит Фёдор Кульков на всякий случай в самый нижний, подвальный этаж, — мол, если кидать из окна будут, чтоб не шибко разбиться. Ходит по комнатам.
И вдруг видит такую возмутительную сцену. Сидит у стола на венском стуле какой-то средних лет бюрократ. Воротничок чистый. Галстук. Манжетки. Сидит и абсолютно ничего не делает. Больше того, — сидит, развалившись на стуле, губами немножко свистит и ногой мотает.
Это последнее просто вывело из себя Фёдора Кулькова.
«Как, думает, государственный аппарат, кругом портреты висят, книги лежат, столы стоят, и тут наряду с этим мотанье ногой и свист — форменное оскорбление!»
Фёдор Кульков очень долго глядел на бюрократа — возбуждался. После подошёл, развернулся и дал, конечно, слегка наотмашь в морду.
Свалился, конечно, бюрократ со своего венского стула.
И ногой перестал мотать. Только орёт остро.
Тут бюрократы, ясное дело, сбежались со всех сторон — держать Кулькова, чтоб не ушёл.
Битый говорит:
— Я, говорит, по делу пришедши, с утра сижу. А ежели ещё натощак меня по морде хлопать начнут в государственном аппарате, то покорнейше благодарю, не надо, обойдёмся без этих фактов.
Фёдор Кульков, то есть, до чрезвычайности удивился.
— Я, говорит, прямо, товарищи, не знал, что это посетитель пришедши, я думал, просто бюрократ сидит. Я бы его не стал стегать.
Начальники орут:
— Отыскать, туды-сюды, кульковское дело!
Битый говорит:
— Позвольте, пущай тогда и на меня обратят внимание. Почему же такая привилегия бьющему? Пущай и моё дело разыщут. Фамилия Обрезкин.
— Отыскать, туды-сюды, и Обрезкино дело!
Побитый, конечно, отчаянно благодарит Кулькова, ручки ему жмёт:
— Морда, говорит, дело наживное, а тут по гроб жизни вам благодарен за содействие против волокиты.
Тут быстрым темпом составляют протокол, и в это время кульковское дело приносят. Приносят его дело, становят на нем резолюцию и дают совершенно законный ход.
Битому же отвечают:
— Вы, говорят, молодой человек, скорей всего ошиблись учреждением. Вам, говорят, скорей всего в собес нужно, а вы, говорят, вон куда пришедши.
Битый говорит:
— Позвольте же, товарищи! За что же меня, в крайнем случае, тогда по морде били? Пущай хоть справку дадут: мол, такого-то числа, действительно, товарищу Об-резкину набили морду.
Справку Обрезкину отказали дать, и тогда, конечно, он полез к Фёдору Кулькову драться. Однако его вывели, и на этом дело захлохло.
Самого же Кулькова посадили на две недели, но зато дело его благоприятно и быстро кончилось без всякой волокиты.