История русской идеи

Романовы благоволили единоверцам-малороссам, создавая им привилегии при дворе. Тяготение было взаимным. Ещё в 1640 году Пётр Могила уговаривал царя Михаила Фёдоровича устроить в своей столице монастырь, в котором бы старцы и братия из киевского Братского монастыря, которые «детей боярских и простого сана людей грамоте греческой и славянской учили». В 1648 году печатный двор в Москве издал церковно-славянскую грамматику Мелентия Смотрицкого. Из Киева был призван для перевода Библии на славянский язык и «риторского учения» иеромонах Епифаний Славинецкий с помощниками: Арсением Сатановским и Данилой Птицким. Кстати, не будет излишней подробностью упомянуть о том, как Славинецкий не любил нищих и сердечно относился к тем, которые стыдятся или не могут просить, хотя горько страдают: «Если ты видишь просителя здорового и не состарившегося и даёшь ему милостыню, то сам делаешься общинником греха. Стыдно смотреть, как размножились у нас скитающиеся гуляки, обманщики, как много таскается по улицам здоровых женщин с малыми детьми, а ещё более девиц». (Актуальная тема после лихих 90-х, не правда ли?) В 1684 году собор Киево-Печерской лавры благословил святителя Дмитрия на составление книги для чтения четьи-минеи, где жития святых изложены последовательно на каждый день и месяц целого года («минеи» по-гречески означает «длящийся месяц»). Пушкин называл эту книгу «вечно живой, неистощимой сокровищницей для вдохновенного художника». Воспитание своего старшего сына Фёдора царь Алексей Михайлович поручил Симеону Полоцкому. Находились люди, которые, не довольствуясь уроками приезжих наставников, стали уходить для образования в Малороссию и за польский рубеж. Русские архиереи считали это уступками «латинянам», которых особенно не любили после Великой Смуты.

5. Духовный раскол и прообраз империи

Реформа патриарха Никона, направленная на исправление богослужебных книг, возмутила умы и души простых людей, подначиваемых священнослужителями. Дело в том, что за семь веков христианства русский богослужебный чин оставался неизменным, в то время как греческий чин изменялся. И когда справщики Никона стали исправлять русские книги, следуя греческим, это вызвало мощное сопротивление. «Никоновы ученицы» стали проповедовать нам «новую незнамую веру, а ту истинную нашу православную веру они похулили, и весь церковный чин и устав нарушили», – так писали монахи Соловецкого монастыря царю Алексею Михайловичу, жалуясь на патриарха. Новые правила были трудноисполнимы на практике для огромной части духовенства. Назревал бунт. Посадские купцы перестали посещать общественные богослужения в приходских церквах и организовали домашний культ. Произошла первая купеческая эмиграция из Москвы. Автор «Зерцала духовного» (1652) говорит: «На Руси – пакость душевредная распространяется, многие словенскимъ смиренным языком гнушаются и отъ чюжихъ возмущённыхъ водъ, наблёванных прелестью, лакоме напаяваются». «Совесть русского человека в раздумье стала между родной стариной и Немецкой слободой», – пишет В. Ключевский. «Ох, бедная Русь! – восклицал «главный раскольник» протопоп Аввакум. – Что тебе захотелось латинских обычаев и немецких поступков? Хотя я несмысленный и очень неучёный человек, да то знаю, что всё, святыми отцами Церкви преданное, свято и непорочно; держу до смерти, якоже приях, не прелагаю предел вечный; до нас положено – лежи оно так во веки веков».