История русской культуры

Равного духовному синтезу Толстого никто ранее не создавал в русской и мировой культуре. Это был синтез отраслей и типов культуры — русской, западной и восточной. Завершая золотой век русской культуры, Толстой включил в круг своих интересов Китай и Индию, и недаром великий индус Махатма Ганди назвал его своим учителем (это же пытались осуществить в мистической форме основательница теософии Е.П. Блаватская и уже в XX в. супруги Н.К. и Е.И. Рерихи). Иммануил Кант синтезировал философию и науку, Георг Гегель — философию и религию. Толстой был первым, кто соединил искусство, религию, философию, науку, мудрость Запада и Востока в одну систему, поднявшись на высшую ступень мировой культуры. Сделать это смог русский человек благодаря всечеловечности русского национального характера.

Духовный синтез прельщает нас в титанах Возрождения. По разносторонности интересов Толстого можно сравнить с Аристотелем и Леонардо да Винчи. На новом уровне Толстой воспроизвел культурный синтез, который характерен для выдающихся деятелей европейского Возрождения.

Стержнем учения Толстого было нравственное самосовершенствование личности, а ступенью к нему — непротивление злу насилием. Данная формула прочно связана с именем Толстого, хотя он взял евангельскую максиму «не противься злому» и несколько снизил ее значение: «можно противиться злу, но не насилием». Сколько поломано копий вокруг толстовских слов! Писались книги, как, например, «О сопротивлении злу силой» русского философа И.А. Ильина, в которых перечислялись условия, при которых сопротивление злу силой возможно. Толстому задавали вопрос, что делать с комаром, который кусается, и другие, более серьезные.

М.М. Пришвин писал 18 ноября 1941 г.: «Но ближе и ближе подступает к нам та настоящая тотальная война, в которой встанут на борьбу священную действительно все, как живые, так и мертвые. Ну-ка, ну-ка, вставай, Лев Николаевич, много ты нам всего наговорил»[103].

Сам Толстой писал, что государство — главный источник насилия — будет необходимо еще долго. Пафос Толстого в утверждении нравственной ущербности насилия. Да ведь и Ильин в своей книге соглашался, что даже при соблюдении всех условий совершивший насилие прав, но не праведен. Толстовское непротивление противостояло прежде всего западной агрессивности, утвердившейся и в России, идеям действия, не сдерживаемого моральными нормами. Оно и сейчас является актуальным.

Во всех направлениях его взгляды были по-настоящему революционны. В России не было западного протестантизма, его заменил один Толстой, что вызвало соответствующую реакцию церкви. Но если бы в России было главное управление по делам искусства, Толстого могли отлучить и от искусства, как от церкви (впрочем, если быть точным, слово «отлучение» в постановлении Синода отсутствовало).

Толстой — ясно видящий, и за счет ясного видения настоящего он многое предвидел в будущем. Видя несовершенство настоящего, Толстой говорил о том, каким должно быть будущее. У индийцев есть слово, которым называют выдающихся людей, — Махатма, что значит «Великая душа». Оно подходит для Толстого. В каждом его произведении, начиная с «Детства» и кончая «Действительным средством», мы видим, как сквозь текст просвечивает душа, а в конце жизни почти и текста не остается — одна душа. Толстой — строитель Души.

«Толстой был слишком русским, он слишком страдал об идеальном человеке», — пишет современный писатель Владимир Личутин. Еще в ранней повести «Казаки» его герой (а у Толстого герои часто высказывают его собственные идеи) вопрошает: «Ведь ничего для себя не нужно; отчего же не жить для других?» — тем самым выражая основную идею русской интеллигенции. Однако Толстой не мог согласиться с революционностью, которой была подвержена значительная ее часть. Толстовское почти всеобщее отрицание сродни «базаровщине» и «писаревщине». В нем есть нечто существенно русское. Русский человек не может полностью удовлетвориться этим миром, он «скиталец земли русской» (Ф.М. Достоевский).