признание со стороны крайне левых не утешило Тургенева и не
залечило глубокой раны, нанесенной ему приемом, который встретил
Базаров у старших радикалов. Это был для него удар в самое сердце;
он решил навсегда покинуть Россию и русскую литературу. Он был за
границей, когда появились
он и остался, под сенью г-жи Виардо, сначала в Баден-Бадене, а
после 1871 года – в Париже, возвращаясь в Россию только изредка и
на короткое время. Решение оставить литературу было высказано в
фрагменте лирической прозы под названием
волю своему пессимизму и разочарованию. Однако литературу он не
оставил и продолжал писать до самой своей смерти. Но в огромном
большинстве своих поздних произведений он отвернулся от
современной России, которая ему опротивела из-за своего
непонимания, и обратился к временам своего детства, к старой
дореформенной России. Большинство его произведений после
1862 г. – это или откровенно мемуары, или сочинения, построенные
на материале прежнего опыта. Но тем не менее он не хотел
смириться с участью писателя, пережившего свое время. Еще два
раза он обращался к проблемам дня в своих больших романах.
В
классы русского общества; в романе
картину революционного движения семидесятых годов. Но оба
романа только выявили его все возрастающее отчуждение от России,
первый своей бессильной горечью, второй – недостаточной
информированностью и отсутствием всякого чувства реальности в
изображении могучего движения семидесятых годов. Однако
постепенно, по мере того, как стихали партийные страсти – по
крайней мере, в литературе – Тургенев опять занял свое место
(популярность его
Возрождение «эстетики» в конце семидесятых годов способствовало
возрождению его популярности, и последний его приезд в Россию в
1880 г. стал триумфом.
В то же время, особенно после того как он поселился в Париже,
Тургенев сблизился с французскими литературными кругами – с
Мериме, Флобером и молодыми натуралистами. Его произведения
стали переводить на французский и немецкий, и вскоре его слава
стала международной. Он первым из русских авторов завоевал
европейскую репутацию. В литературном мире Парижа он стал
видной фигурой. Одним из первых он разглядел талант молодого
Мопассана, и Генри Джеймс (который включил свою статью о
Тургеневе в томик, посвященный
начинающие писатели смотрели на него снизу вверх, как на мэтра.
Когда он умер, Ренан, по простительной нехватке сведений, заявил,
что именно через Тургенева Россия, столь долго остававшаяся немой,
наконец заговорила. Тургенев гораздо лучше чувствовал себя среди
французских
писателей (с большинством из которых, в том числе с Толстым,
Достоевским и Некрасовым, он раньше или позже рассорился), и
впечатление, которое он производил на иностранцев, разительно
отличается от того, которое он производил на русских. Иностранцы
бывали очарованы изяществом, шармом и простотой его манер.
С русскими он бывал высокомерен и заносчив, и даже те, кто ему
поклонялись, не могли не заметить этих неприятных черт его
характера. Он был огромного роста и двигался легко и
непринужденно, но его пискливый голос при львиной наружности
производил странное впечатление.
Вскоре после своей последней поездки в Россию Тургенев
заболел. Он умер 22 августа 1883 г. в Буживале, близ Парижа.
В первых своих опытах в прозе Тургенев шел по следам
Лермонтова, от которого он взял романтический ореол вокруг своих
первых печоринских героев (
1844–1846 гг., когда Тургенев еще не перестал писать стихи.
романтической условности первых рассказов, отказываясь от
жесткого сюжета и ограничиваясь «кусками жизни». Но даже и после
манерой. Так,
атмосфере, сотканной вокруг очень слабой тематической основы,
наполненный описаниями лунных ночей и романтичными
«поэтическими» пассажами, не похожими на трезвое, точное
звучание описательных мест
(1851) напоминает Гоголя и молодого Достоевского; в нем
развивается «достоевская» тема униженного человеческого
достоинства и болезненного удовольствия от унижения, но в языке
есть стремление, не характерное для Тургенева, к гоголевской
интенсивности слова. (Выражению «лишний человек» необычайно
повезло, куда больше чем самому рассказу; до сих пор историки и
историки литературы пользуются им для определения типа
беспомощного идеалиста, которого так часто писал Тургенев и его
современники и главными представителями которого стали Рудин и