История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 1

рассказал о них всем своим русским и заграничным знакомым.

Гончаров увидел плагиат из Обрыване только в Отцах и детях, но и

в романах Ауэрбаха, и в Воспитании чувствФлобера. Неуспех

романа он приписывал именно тому, что роман был обкраден еще до

своего выхода. По этому поводу он написал любопытную

документальную вещь, которую озаглавил Необыкновенная история

(1872). Этот психопатический документ, опубликованный только

недавно, показал в неожиданном свете писателя, всегда считавшегося

воплощением уравновешенной респектабельности.

После

Обрыва

Гончаров написал мало – несколько

воспоминаний, эссе о Грибоедове, которое, к добру ли, к худу ли,

учителя и профессора литературы выделили особо, на предмет

восхищения, и серию очерков Старые слуги, которым выпала на

долю такая же сомнительная удача – в Англии они используются как

тексты для начинающих изучать русский язык. Он умер в 1891 г.

Характерно, что этот старый холостяк завещал авторские права на

свои произведения семье своего старого слуги.

Положение Гончарова как русского классика почти целиком

зиждится на втором его романе – Обломов. Два других стоят на

гораздо менее высоком уровне. Обыкновенная история– это хорошо

сконструированный

roman а thеse

(роман с тенденцией),

показывающий в ряде эпизодов, сменяющихся с почти

математической элегантностью, разочарование юного идеалиста в его

высоких, но непрактичных идеалах. Успехом своим Обыкновенная

историяобязана главным образом этой идее, и этот успех был знаком

времени, когда высокие идеалы тридцатых годов сложились

позитивной и практичной прогрессивностью эпохи царствования

Александра II. Третий роман Гончарова, Обрыв, – тоже не шедевр.

В нем ясно видны все недостатки писателя: отсутствие воображения;

крайняя субъективность психологической обрисовки и вследствие

этого безжизненность всех персонажей, не построенных на

самоанализе; отсутствие поэтичности и истинного вдохновения и –

непреодолимая душевная мелкость. Можно сказать, что все в Обрыве

неудачно, кроме основанного на детских воспоминаниях автора

портрета патриархальной, деспотичной и доброй бабушки, широкого

и экономного в одно и то же время жизненного уклада в ее

обширной, почти деревенской приволжской усадьбе, нависшей над

«обрывом». Бесцветный герой – Райский – слабое и обобщенное

отражение авторского «я». Гордая и страстная героиня – Вера –

печальная неудача автора, а нигилист Марк Волохов – просто плоская

и нелепая фигура.

Обломов– совсем другое дело. Это великая книга. Избитая точка

зрения учителей и профессоров литературы – что Гончаров «великий

стилист и великий объективныйживописец реальности» – до

смешного неверна. Все как раз наоборот. Проза Гончарова – это

золотая середина, как и аксаковская и тургеневская, но в то время как

у Аксакова и Тургенева соблюдено чувство меры в аристотелевском

понимании, у Гончарова – умеренность в обычном английском

смысле слова. В его прозе нет ни прекрасной полноты и щедрости

Аксакова, ни грации и нежности Тургенева. Что касается

объективности, то Гончаров был так же неспособен заглянуть в

другого человека, как до него Гоголь. У него был глаз и была

способность к самоанализу. Он умел видеть и регистрировать

внешнюю жизнь и умел извлекать из своего внутреннего «я» более

или менее сублимированные отражения. Величайшее из них –

Обломов. Обломов более чем персонаж: это – символ. То, что он

написан только с помощью скромных, чисто реалистических средств,

еще усиливает этот символизм. Совершенно очевидно, что он был – и

немедленно был признан – воплощением части русской души, точнее,

части души русского дворянства – ее лености и неспособности к

действию. У него высокое нравственное чувство, он открыт для

широких замыслов, но неспособен ни к труду, ни к дисциплине.

Часть романа, первой появившаяся в печати, – Сон Обломова– это

широкая, обобщающая картина жизни русского поместного

дворянства, та почва растительного комфорта, без труда

приобретенного богатства и полной безответственности, которая

взрастила Обломова. Сон Обломовасодержится в первой части

романа, наиболее всем знакомой и чаще всего комментируемой. Мы

видим Обломова в его петербургской квартире – видим, как он

проводит день, частью в постели, частью в халате. Медлительный,

сознательно-неторопливый рассказ еще усиливает впечатление

безнадежности и невозможности выбраться из обволакивающей

вязкой лени. На то, чтобы встать с постели, Обломову требуется

целая глава. Цитируя мисс Харрисон, скажем, что его просторный

халат доминирует над всем романом как «ибсеновский символ»

«невозможности физического и психологического приведения себя в

порядок». Слуга Обломова Захар полностью гармонирует со своим

хозяином. Затем вводится контраст – практичный и энергичный

Штольц (показательно, что он – полунемец), апостол труда и

действия. Тут-то и выявляется умственная и нравственная

несостоятельность Гончарова: Штольц безнадежно неинтересен и