История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 1

признание. Вершины популярности он достиг после опубликования

романа Тысяча душ(1858) и реалистической трагедии Горькая

судьбина(1859). Однако, несмотря на свой успех, он был не в ладу со

временем: ему не хватало реформистского жара, восторга перед

разумным прогрессом и веры в социальные теории, вдохновлявшие

Россию тех дней. В 1859 г. он опрометчиво занялся журнализмом, и

после 1861г., когда обстановка изменилась и единодушная

восторженность предшествующих лет сменилась неистовой

партийностью, Писемский пострадал одним из первых. Он вел свой

журнал в духе скептицизма и неверия в прогресс и в молодое

поколение. Достаточно было нескольких довольно безобидных

замечаний по поводу воскресных школ (любимой игрушки того

времени), чтобы вызвать взрыв негодования, вынудивший

Писемского закрыть журнал, уехать в Москву и попробовать

вернуться на государственную службу. В 1863 г. он опубликовал

новый роман – Взбаламученное море, в котором молодое поколение

было изображено сатирически. Естественно, это усилило

враждебность радикалов. Писемский глубоко ожесточился. Он стал

ненавидеть не только радикалов, но и все, что его окружало.

В особенности его возмущала ничем не сдерживаемая оргия купли-

продажи, так характерная для пореформенных лет. Мрачность его

еще усугубилась самоубийством сына. Он стал жертвой ипохондрии,

и она отравила его последние годы. Он мужественно боролся с ней,

принуждая себя писать несколько часов в день, но талант его

приходил в упадок, а популярность еще более. Когда в 1881 г. он

умер, его уже давно не числили среди действующих литераторов.

Писемский во многом отличался от своих современников. В его

произведениях отсутствует большая часть черт, которые я перечислял

как общие для русских реалистов. Прежде всего он свободен от

всякого идеализма, причем в обоих смыслах – как от идей и теорий,

так и от оптимистического взгляда на человечество. В описаниях

низости, мелочности и подлости он не имеет себе равных, и в этом

он истинный наследник Гоголя. Но он гораздо объективнее, чем

Гоголь, да и любой из реалистов, и тоже в двух смыслах. Он писал

жизнь такой, как видел, не подчиняя ее никакой предвзятой идее.

С другой стороны, люди, населяющие его произведения, – не

субъективные создания его воображения, основанные на

экстраполяции личного опыта, как у Гоголя и многих реалистов, это в

самом деле другиелюди, увиденные и понятые через родовое

чувство. Другая черта Писемского – наличие в его творчестве четких

контуров, их преобладание над атмосферой. Его люди не купаются в

мягкой осенней дымке, как персонажи Тургенева, но выставлены на

беспощадный солнечный свет. Для его видения характерна

дискретность, а не непрерывность. И с этим тесно связано то, что

элемент интересав его вещах гораздо сильнее, чем обычно в русской

литературе. В рассказах Писемского есть настоящее быстрое

действие. Они гораздо увлекательнее, чем рассказы других русских

реалистов, за исключением Лескова.

Писемский, как многие русские реалисты, человек скорее

мрачный, но тоже своеобразно – это не тургеневская безнадежная

покорность таинственным силам вселенной, но здоровое

мужественное отвращение к подлости большей части человечества и,

в частности, к пустоте и поверхностности русских образованных

классов. Все эти черты, вместе с несколько циническим отношением

к жизни, делают Писемского более похожим на французских

натуралистов, чем на представителей тогдашнего русского реализма.

У него много общего с Бальзаком, и он как бы предшественник Золя

и Мопассана. Но те русские черты русского реализма, которых мы не

обнаруживаем в Писемском, типичны не для русского мировоззрения

вообще, а для определенной фазы его развития – для мировоззрения

идеалистов сороковых годов. Писемский, который держался от

идеализма в стороне, в то время считался гораздо более типичным

русским, чем его более культурные современники. И это верно;

Писемский был гораздо ближе к русской жизни, в особенности к

жизни необразованных средних и низших классов, чем

«благородные» романисты. Он и Островский, еще до Лескова,

открыли ту изумительную галерею русских характеров

неблагородногопроисхождения, которая является одним из

величайших созданий русской литературы и все еще неведома на

Западе. Великий повествовательный дар и необычайно сильное

владение реальностью делают Писемского одним из лучших русских

романистов, и если это недостаточно реализовалось, то виной тому

(помимо моды) то, что ему, к сожалению, не хватало культуры.

Именно недостаток культуры не дал ему силы устоять перед возраст-

ными разрушениями и способствовал тому глубокому падению,

которое обнаруживается в его последних вещах. Именно недостаток

культуры виновен в том, что он такой плохой стилист, ибо языком он

владел (диалог его крестьян бесконечно превосходит все до него

бывшее), но все портило неуважение автора к отдельному слову – а

это, в конце концов, и есть альфа и омега литературного мастерства.

Вот по этим-то причинам его приходится поставить ниже Лескова.