История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 1

средство выражения – анализ. В этом он близнец и зеркальное

отражение Толстого. Но и предмет, и метод его анализа совершенно

иные, чем у Толстого. Толстой разбирает душу в ее жизненных

аспектах; он изучает физиологическую основу мышления,

подсознательную работу человеческой воли, анатомию

индивидуального действия. Когда он подходит к высшим духовным

переживаниям, они оказываются за пределами, не в той плоскости,

где жизнь. У них нет измерений; они полностью противоречат

обычному человеческому опыту. Напротив, Достоевский действует

именно в тех психических областях, где мысль и воля находятся в

постоянном контакте с высшими духовными сущностями, где поток

обычного опыта постоянно разбивается о последние и абсолютные

ценности и где никогда не стихает ветер духа. Интересно сравнить,

как Толстой и Достоевский разбирают одно и то же чувство – чувство

мучительной неловкости. Оба от него страдали. Но у Толстого это

чисто социальное ощущение, сознание невыгодного впечатления,

которое производит внешний вид человека и его поведение на тех,

кому он хотел бы понравиться. Поэтому, когда он стал социально

независим и стихли его социальные амбиции, тема эта перестала

Толстого занимать. У Достоевского же муки неловкости – это муки

конечной и абсолютной ценности человеческой личности, раненой,

непризнанной и униженной другими человеческими личностями.

Поэтому жестокостьДостоевского находит в анализе раненого и

страждущего человеческого достоинства особенно широкое поле

деятельности. У Толстого муки самосознания или имеют социальный

характер, или перестают действовать; у Достоевского самосознание

метафизично и религиозно и исчезнуть не может никогда. И тут

снова возникает суждение о «чистоте» Толстого и «нечистоте»

Достоевского: Толстой мог победить все свои человеческие

недостатки и предстать перед вечностью как «голый человек».

У Достоевского самый дух его неразрывно опутан символической

сетью «относительной реальности». Отсюда позднейшее осуждение

Толстым излишних подробностей реализма, поскольку они не несут

главного, и неспособность Достоевского когда-либо переступить

границы временного.

Аналитический метод Достоевского тоже отличен от

толстовского. Он не рассекает, а воссоздает. Вопрос Толстого

всегда – почему?Вопрос Достоевского – что?Благодаря этому он

может во многих романах обходиться без прямого анализа чувств и

выявлять внутреннюю жизнь своих персонажей через их действия и

речи. Ибо то, что они есть, неизбежно выявляется в том, что они

делают и что говорят. Это символистская позиция, отражающая веру

в непременную реальную связь между относительным (поведением) и

абсолютным (личностью), в то время как для «пуритан ского»

мышления Толстого поведение – это только покрывало, наброшенное

на не имеющую измерений душевную суть.

Записки из подполья– произведение, которое хронологически

впервые являет нам зрелого Достоевского, содержит уже всю

квинтэссенцию его «я». Оно не может рассматриваться просто как

художественная литература. Литературы в нем не больше, чем

философии. Его нужно было бы связать с его публицистикой, не будь

оно выражением более глубокого и значительного духовного уровня

его личности. В творчестве его это произведение занимает

центральное место. Здесь его базово трагическое восприятие жизни

ничем не смягчено и безжалостно. Оно выходит за пределы искусства

и литературы, и место его среди великих мистических откровений

человечества. Вера в высшую ценность человеческой личности и ее

свободы, в иррациональную, религиозную и трагическую основу

духовного мира, которая выше разума, выше различия между добром

и злом (сущность всех мистических религий) выражена тут в

парадоксальной, неожиданной и совершенно спонтанной форме.

Первыми указали на то, что Записки из подпольязанимают

центральное место в творчестве Достоевского, Ницше (о чем недавно

стало известно) и Розанов. Они занимают центральное место и в

работах Шестова – величайшего из комментаторов Достоевского.

С литературной точки зрения это еще и самое оригинальное

произведение Достоевского, хотя и самое неприятное и самое

«жестокое». Именно на примере Записок из подпольяМихайловский

проиллюстрировал тезис о жестокости как основной черте

Достоевского. Людям, недостаточно сильным, чтобы с ними

справиться, или недостаточно невинным, чтобы не отравиться,

вообще не следует их брать в руки. Ибо это сильный яд, а лучше

держаться от него подальше.

С Записками из подпольятесно связан Сон смешного человека,

тоже написанный в форме монолога и тоже относящийся к

философии, во всяком случае не меньше, чем к литературе; он был

включен в Дневник писателяза 1876 г. Среди прочих художественных

вещей, включенных в этот журналистский Дневник, – Кроткая,

драматический диалог чисто психологического толка, и Бобок,

разговор мертвых, гниющих в своих могилах на кладбище –

страшное, мрачно-ироническое видение второй и окончательной

смерти.