поссорился с помощником губернатора, а когда был переведен
губернатором в Тамбов, поссорился снова. В 1792 г. он был назначен
секретарем императрицы для приема челобитных, но и с ней не
ужился, и когда после ее смерти Павел захотел использовать поэта в
качестве секретаря, то тоже выяснил, что поладить с ним трудно.
Последнюю попытку использовать великого поэта в своем аппарате
сделал Александр I в 1802 г. – он назначил его министром юстиции.
Но либеральный дух, царивший среди сподвижников молодого
императора, был старому поэту не по нутру, ибо был он откровенным
реакционером, и через год этот эксперимент закончился. В 1803 г.
Державин оставил службу и, чтобы спокойно наслаждаться жизнью,
поселился в своем недавно приобретенном имении Званка в
Новгородской губернии. Его широкое, эпикурейское, философически-
спокойное житье в Званке с большим воодушевлением описано в
одной из самых прелестных поэм его старости –
годами, и умер он в 1816 году с пером в руке: последние его строки,
блистательные начальные стихи
записаны на грифельной доске.
Творчество Державина – почти исключительно лирика. Трагедии,
которые он писал в последние годы, не имеют значения. Проза
важнее. Его
пример не слишком информированной, но вдохновенной критики.
Комментарий, написанный им к собственным стихам, полон
прелестных, странных и много проясняющих подробностей.
Проза его, стремительная и нервная, совершенно свободна от
педантических завитушек германо-латинской риторики и, вместе с
суворовской, представляет самую индивидуальную и мужественную
прозу столетия.
В лирической поэзии Державин велик. Даже просто по силе
воображения он один из немногих величайших русских поэтов. Дух
его поэзии классический, но это классицизм варвара. Его
философия – веселое и жадное эпикурейство, не отрицающее Бога,
но относящееся к нему с бескорыстным восхищением. Он принимает
смерть и уничтожение с мужественной благодарностью за радости
быстротечной жизни. Он забавно соединяет высокоморальное
чувство справедливости и долга с твердым и сознательным решением
наслаждаться всей полнотой жизни. Он любил высокое во всех его
формах: метафизическое величие деистического Бога, физическое
величие водопада, политическое величие империи, ее строителей и
воинов. Гоголь был прав, когда назвал Державина «поэтом величия».
Но хотя все эти черты присущи классицизму, Державин был варвар,
не только в своей любви к материальным наслаждениям, но и в своем
использовании языка. «Гений его, – сказал Пушкин, – мыслил по-
татарски и по недостатку времени не знал русской грамматики».
Егостиль – это постоянное насилие над русским языком,
непрестанная, сильнейшая, индивидуалистическая, мужественная, но
часто и жестокая его деформация. Как и его великий современник
Суворов, Державин не боялся потерь, когда дело шло о победе.
Величайшие его оды (и
отдельных головокружительных пиков поэзии, вздымающихся над
хаотической пустыней корявых общих мест. Поэтическая сфера
Державина очень широка. Он писал похвальные и духовные оды,
анакреонтические и горацианские стихотворения, дифирамбы и
кантаты, а в позднейшие годы даже баллады. Он был смелым
новатором, но новации его не противоречили духу классицизма.
В своем парафразе горациевского
он
обосновывает свое право на бессмертие тем, что создал новый жанр:
шутливую похвальную оду. Дерзкая смесь высокого с реальным и
комическим – характерная черта самых популярных державинских
од, и именно эта новизна ударила по сердцам его современников с
такой неведомою силой. Но помимо своих новаций Державин –
величайший русский поэт самого ортодоксально-классического
стиля, он красноречивейший певец великих и незапамятно древних
общих мест поэзии и всечеловеческого опыта. Величайшие из его
моралистических од:
горацианская философия
не была высказана с таким библейским величием; короткий и
сильный парафраз 81-го псалма – против плохих царей, после
французской революции навлекший на поэта большое
неудовольствие (он мог ответить на обвинения только словами «Царь
Давид не был якобинцем, и потому мои стихи никому не могут быть
неприятны»); и
самых выдающихся фаворитов XVIII века, где язвительный сарказм
идет рука об руку со строжайшей нравственной серьезностью.
Но в чем Державин неподражаем – это в умении передать
впечатления от света и цвета. Он видел мир как гору драгоценных
камней, металлов и пламени. Величайшие его достижения, в этом
смысле, начало
своей ритмической мощи; поразительный