История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 1

механизированного человечества станет блестящим и славным в

близком будущем, но общее довольство и покой будут куплены ценою

утраты всех высших ценностей поэзии ( Последний поэт). И после

эпохи интеллектуальной утонченности человечество неизбежно

утратит свои жизненные соки и умрет от полового бессилия. После

этого земля будет восстановлена в своем первобытном величии

( Последняя смерть, 1827). Эта философия, соединяясь с его

меланхолическим темпераментом, создала стихи необычайной

величественности, с которыми ничто в пессимистической поэзии не

может выдержать сравнения, кроме Леопарди. Такова величественная

ода к унынию ( 0сень, 1838). 3десь, как и в других стихах (например,

в знаменитом стих. Смерть, 1833), Баратынский блистательно, в

высокой классической манере риторичен, хотя и с отчетливой личной

интонацией. Но он всегда мыслитель, и сила ума и воображения в

этих высоких одах не позволяют им стать банальными общими

местами. В других стихах он демонстрирует почти спинозовскую

силу рассуждения, как, например, в стихотворении На смерть Гете

(1832), построенном как силлогизм, но с таким богатством поэзии,

что даже девятнадцатый векне мог пройти мимо него и включил его

во все антологии. Поскольку поэзия Баратынского в Англии

совершенно неизвестна и поскольку, будучи мыслителем, он не так

безнадежно не поддается переводу, я рискну дать в прозаическом

переводе три его стихотворения последних лет. Все они взяты из его

последнего сборника Сумерки.

* * *

На что вы, дни! Юдольный мир явленья

Свои не изменит!

Все ведомы, и только повторенья

Грядущее сулит.

Недаром ты металась и кипела

Развитием спеша,

Свой подвиг ты свершила раньше тела,

Безумная душа!

И тесный круг подлунных впечатлений

Сомкнувшая давно,

Под веяньем возвратных сновидений

Ты дремлешь; а оно

Бессмысленно глядит, как утро встанет,

Без нужды ночь сменя,

Как в мрак ночной бесплодный вечер канет,

Венец пустого дня!

* * *

Все мысль да мысль! Художник бедный слова!

О жрец ее! тебе забвенья нет;

Все тут, да тут и человек и свет,

И смерть, и жизнь, и правда без покрова.

Резец, орган, кисть! счастлив, кто влеком

К ним чувственным, за грань их не ступая!

Есть хмель ему на празднике мирском!

Но пред тобой, как пред нагим мечом,

Мысль, острый луч! бледнеет жизнь земная.

* * *

Благословен святое возвестивший!

Но в глубине разврата не погиб

Какой-нибудь неправедный изгиб

Сердец людских пред нами обнаживший.

Две области: сияния и тьмы

Исследовать равно стремимся мы.

Плод яблони со древа упадает:

Закон небес постигнул человек!

Так в дикий смысл порока посвящает

Нас иногда один его намек.

7. ЯЗЫКОВ

Третьим крупнейшим поэтом двадцатых годов был Николай

Михайлович Языков. Он родился в 1803 г. в Симбирске, городе

Карамзина и Гончарова. Как и Баратынскому, ему в литературе

покровительствовал Дельвиг. Первые его стихи были напечатаны в

1822 г. В том же году Языков поступил в Дерптский (тогда немецкий)

университет в Лифляндии, где пробыл пять лет, так и не получив

диплома и проводя время в традиционных для немецких студентов

пирушках и амурах. Бурные анакреонтические стихи, написанные им

в Дерпте во славу веселой студенческой жизни, сделали его

знаменитым. На летние каникулы он приезжал из Дерпта в

Тригорское, где встретился с Пушкиным. После Дерпта он жил в

Москве и в своем симбирском именье. Он сблизился со

славянофильскими и националистическими кругами Москвы и,

поскольку был меньше всего мыслителем, их национализм отразился

в нем как грубейший джингоизм (агрессивный шовинизм). Его поэзия

высоко ценилась славянофилами и «партией поэтов» – но молодые

идеалисты отвергли ее как презренно-безыдейную. Это ожесточило

Языкова, и в более поздние годы он написал несколько довольно

безвкусных сочинений, в которых нападал на своих врагов. Здоровье,

подорванное дерптскими излишествами, стало изменять ему очень

рано; с 1835 г. он беспрерывно мучился подагрой и диспепсией и

скитался с курорта на курорт. Генуя, Ривьера, Ницца, Гастейн и