Бестужевым, он стал выпускать ежегодный альманах
руках «дворян». В том же году появились его
и исторические стихи, внушенные такогоже рода стихами польского
поэта Немцевича и порожденные плутарховским пониманием русской
истории как собрания примеров гражданской доблести. За малым
исключением эти стихи высокопарны и условны. Гораздо выше стоит
рылеевская повествовательная поэма
история племянника Мазепы, поборника свободы Украины, который
чахнет в сибирской ссылке. Нельзя сказать, что
совершенное произведение искусства, и ритмически он несколько
монотонен, но это благородная и мужественная поэма, вдохновленная
любовью к свободе. Ее высоко ценил Пушкин, который даже
воспроизвел в
написал Рылеев, – это
названию, на украинскую тему) – воодушевленная революционным
пылом и написанная в год мятежа, и особенно
написанный за несколько дней до 14 декабря. Это один из лучших
образцов революционного красноречия на русском языке.
Во второй половине 20-х гг. байроническая поэма стала
достоянием второразрядных поэтов, которые за очень короткое время
износили ее до дыр.
Другой, очень популярный в 20-е гг. род стихов – элегия и
короткое, полусветское лирическое стихотворение. Величайшими (и
популярнейшими) мастерами этого жанра были Жуковский, Пушкин
и Баратынский. Но и другие поэты, куда менее гениальные, писали
короткие элегии и стансы элегического настроения, почти не
уступающие по качеству средней продукции мастеров. Дух высокого
мастерства был растворен в самой атмосфере двадцатых годов,
изящество и достоинство искупало внутреннюю посредственность
тогдашних малых поэтов. Мы не будем на них останавливаться, и я
только назову самого приятного их представителя, Петра
Александровича Плетнева (1792–1865), друга Пушкина и его
литературного агента, а после его смерти издателя журнала
6. БАРАТЫНСКИЙ
Самым достойным соперником Пушкина среди современников и
единственным поэтом 20-х гг., кто мог бы претендовать на эпитет
«великий», был Евгений Абрамович Баратынский (или Боратынский,
как иногда он сам писал свое имя и как сегодня пишут его потомки).
Он родился в 1800 г. в родительском имении Мара Тамбовской
губернии (на юге Центральной России). Двенадцати лет он был отдан
в Пажеский корпус, аристократическое военное учебное заведение.
Вскоре он связался с дурной компанией и в результате был исключен
за воровство. По условиям исключения ему запрещалось поступление
в другое учебное заведение, и он не мог быть принят на
государственную службу. Ему пришлось пойти на военную службу
рядовым. Сначала он служил в лейб-егерском полку в Петербурге.
Тогда же он познакомился с Дельвигом, который его ободрил, помог
окончательно не пасть духом и ввел в литературные журналы.
В 1820 г. Баратынский был переведен в полк, стоявший в Финляндии:
там он провел шесть лет. Стихи, которые он там писал, упрочили его
литературную репутацию. Наконец в 1825 г. он получил офицерский
чин и в следующем году оставил службу и уехал в Москву. Он
женился, был счастлив в семейной жизни, но глубокая меланхолия
навсегда осталась основой его характера и его поэзии. За это время
он опубликовал несколько стихотворных сборников, высоко
оцененных лучшими критиками «партии поэтов», в том числе
Пушкиным и Киреевским; но публика встретила их холодно, а
молодые «плебеи»-журналисты (Надеждин) злобно высмеяли.
В 1843 г. Баратынский уехал из Москвы за границу. Зиму он провел в
Париже, где познакомился с французским литературным миром, а
весной отплыл на корабле из Марселя в Неаполь. Через несколько
недель он внезапно заболел и умер 29 июня 1844 года.
Поэтическое наследие Баратынского делится на две примерно
равные по объему, но неравные по достоинству части: стихотворные
повести и стихи. Первые никогда не были бы написаны, не подай
Пушкин примера, но они не подражание более крупному поэту, а
сознательная попытка написать по-другому. Первая –
история о том, как дочку финского крестьянина соблазнил гусарский
офицер, стоявший на квартире у ее отца, – сюжет, который уже в
двадцатые годы вышел из моды и напоминал о минувшем веке.
Трактуется он без риторики, которой поэт тщательно и сознательно
избегает, в реалистическом обыденном ключе, с легким привкусом
сентиментального пафоса, но без малейшего следа романтизма. Как и
все, что писал Баратынский, эта вещь написана таким изумительно
точным стилем, что рядом Пушкин кажется туманным. Описательные
места принадлежат к самым лучшим – суровая финская природа
всегда была особенно мила Баратынскому. И необыкновенно
привлекателен тонкий психологический портрет героини – чисто
психологически без сомнения стоящий выше всего, что до него было
создано в русской литературе.
Вторая повесть в стихах
самоубийства роковой и романтичной светской львицы, брошенной