До 1917 г. Брюсов не участвовал в политиче ской жизни, но, когда
большевики пришли к власти, он стал коммунистом. Это было вызвано не
политическими убеждениями, напротив, их отсутствием, потому что именно
политические и нравственные убеждения не позволяли большинству
гражданственно настроенных людей сделать этот шаг. Возможно, причина еще
и в том, что Брюсов больше не чувствовал себя лидером и надеялся, примкнув к
самой передовой политической партии, снова стать передовым и современным.
Кроме того, революция 1917 г. соответствовала его эстетическому идеалу
«океана народной власти», – и он явно сочувствовал механическим схемам
Ленина.
Сначала Брюсов получил синекуру, потом более ответственный пост главы
цензурного комитета, но ему так и не удалось приспособиться к правоверным
коммунистам, и его сменил на этом посту более надежный партиец (романист
Серафимович). Не удалось Брюсову и добиться признания у поэтов «левого
фронта», которого он искал со времени возникновения футуризма. Последние
годы Брюсов проводил в одиночестве и очень страдал от того, что оказался вне
движения. Единственным его утешением была работа с молодыми
пролетарскими поэтами, которым он давал регулярные уроки поэтического
мастерства. Брюсов умер в октябре 1924 г. в возрасте пятидесяти одного года,
на пятнадцать лет пережив расцвет своей славы.
Поэзия Брюсова, так же как и Бальмонта, наполнена «иностранным»
воздухом, потому что связь с французской и латинской поэтической традицией
была у них теснее, чем с русской. Роднит Брюсова с Бальмонтом и отсутствие
тонкой отделки, тонких оттенков и «последнего штриха». Лучшие его стихи
великолепны: пурпур и золото; худшие – полная безвкусица.
Как и у большинства русских символистов, стихи Брюсова состоят в
основном из «высоких» слов и всегда торжественны и иератичны. В ранних
стихах (1894–1896) он пытался привить России «поющее звучание» Верлена и
ранних французских символистов, а также оживить и осовременить «напевы»
Фета. Но в целом Брюсов поэт не музыкальный, хотя, как и все русские
116
символисты, часто пользуется словами как эмоциональными жестами, а не как
знаками с четким значением. Хотя его поэзия пропитана культурой веков,
Брюсов не философский и не «думающий» поэт. Одно время под влиянием
Ивана Коневского Брюсов занялся метафизической поэзией, некоторые его
стихи в этом роде – чудная риторика, но философии в них мало, больше
патетических возгласов и противопоставлений. Язык поэзии Брюсова более
сжатый и выразительный, чем у Бальмонта, и иногда он достигает вершин
поэтической выразительности, но точности ему не хватает: его слова (иногда
замечательные) никогда не бывают «счастливыми находками». Любимые темы
Брюсова – размышления о прошлом и будущем человечества, изображение
половой любви как мистического ритуала и, как любили говорить двадцать лет
назад, – «мистицизм повседневности», то есть описание крупных современных
городов как таинственного леса символов. Лучшие стихи Брюсова содержатся в
сборниках
замечательный цикл вариаций на вечные темы греческой мифологии (
обручения с Поликсеной),
достижения «классической» стороны русского символизма, стремившейся к
иератической возвышенности и символической наполненности.
Проза Брюсова в целом такая же, как и стихи: торжественная,
иератическая и академичная. В прозе затрагиваются те же темы: картины
прошлого и будущего, таинственные «бездны» любви – часто в самых ее
извращенных и ненормальных проявлениях. Как и у стихов, у прозы – явно
«переводной с иностранного» вид. Брюсов сам это чувствовал и часто нарочно
стилизовал прозу под иностранные образчики прошлых эпох. Один из лучших
рассказов Брюсова –
итальянского ренессанса. Лучший роман Брюсова –
рассказывает о немецком купце времен Лютера. Прием стилизации спас прозу
Брюсова от «поэтизации» и импрессионистичности. В целом, проза его
мужская, прямая, в ней нет манерности. На сюжеты и композицию
прозаических сочинений сильно повлиял Эдгар По. Особенно влияние великого
южанина чувствуется в подробном документальном описании будущего
цивилизации в
патологических психических состояний в рассказе
Во всей прозе Брюсова есть холодность и жес токость: там нет жалости,
нет сострадания, только холодный огонь чувственной экзальтации, желание
проникнуть в потаенные уголки человеческой порочности. Но Брюсов не
А. А. Писарев , А. В. Меликсетов , Александр Андреевич Писарев , Арлен Ваагович Меликсетов , З. Г. Лапина , Зинаида Григорьевна Лапина , Л. Васильев , Леонид Сергеевич Васильев , Чарлз Патрик Фицджералд
История / Научная литература / Педагогика / Прочая научная литература / Образование и наука / Культурология