История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 2

остроумие. Вообще, за исключением некоторой переутонченности и своенравия

блестящей и избалованной кокетки, – в ней мало женского. А кокетство только

придает особую пикантность ее напряженно серьезному творчеству. Как и для

Достоевского, идеи для нее нечто живое, реально существующее, и вся ее

литературная жизнь – жизнь «среди идей». Гиппиус написала очень много

художественной прозы, но качественно она ниже ее стихов. Ее проза состоит из

нескольких томов рассказов, двух романов и одной или двух пьес. Все эти

сочинения имеют «цель» – выразить некую идею или тонкое психологическое

наблюдение. Идеи – настоящие герои ее рассказов, но у нее нет таланта

Достоевского делать их объемными, живыми людьми. Персонажи Гиппиус –

абстракции. Два романа Гиппиус Чертова кукла(1911) и Роман-царевич

(1914) – мистические изыскания в политической психологии, – слабые отростки

от могучего ствола БесовДостоевского. Пьеса Зеленое кольцо(1914) –

типичный пример стиля Гиппиус (это единственное ее произведение,

переведенное на английский).

Поэзия Гиппиус гораздо значительнее. Часть ее стихов тоже абстрактна и

чисто умозрительна. Но с самого начала она сумела сделать свой стих

утонченным, прекрасно настроенным инструментом для выражения своей

мысли. И она продолжает настраивать его, делая его все более послушным

каждому изгибу своих тонких размышлений. Подобно героям Достоевского,

Гиппиус колеблется между двумя полюсами: духовностью и заземленностью, –

между горячей верой и вялым скепсисом (причем моменты отрицания,

нигилистические настроения выражены в ее стихах лучше, чем моменты веры).

У нее очень острое чувство «липкости», слизи и тины повседневной жизни,

чувство, что эта жизнь держит в рабстве самое существенное в ней. Типичные

для нее мысли отчетливо выражены в переведенном Сельвером стихотворении

Психея. Свидригайлов в Преступлении и наказанииразмышляет, а не есть ли

вечность всего лишь русская баня с пауками по всем углам. Мадам Гиппиус

подхватила свидригайловскую идею, и ее лучшие стихи – вариации на эту тему.

Она создала что-то вроде причудливой мифологии, с маленькими,

грязненькими, прилипчивыми и болезненно привлекательными чертенятами.

Вот пример: стихотворение А потом...?, написанное томным, протяжным

поэтическим размером:

А ПОТОМ...?

Ангелы со мною не говорят.

Любят осиянные селенья,

Кротость любят и печать смиренья.

Я же не смиренен и не свят:

Ангелы со мной нe говорят.

Темненький приходит дух земли.

Лакомый и большеглазый, скромный.

Что ж такое, что малютка – темный?

119

Сами мы не далеко ушли...

Робко приползает дух земли.

Спрашиваю я про смертный час.

Мой младенец, хоть и скромен – вещий.

Знает многое про эти вещи.

Что, скажи-ка, слышал ты о нас?

Что это такое – смертный час?

Темный ест усердно леденец.

Шепчет весело: «И все ведь жили.

Смертный час пришел – и раздавили.

Взяли, раздавили – и конец.

Дай-ка мне четвертый леденец.

Ты рожден дорожным червяком.

На дорожке долго не оставят,

Ползай, ползай, а потом раздавят.

Каждый в смертный час под сапогом

Лопнет на дорожке червяком.

Разные бывают сапоги.

Давят, впрочем, все они похоже.

И с тобою, милый, будет то же,

Чьей-нибудь отведаешь ноги...

Разные на свете сапоги.

Камень, нож иль пуля, все – сапог.

Кровью ль сердце хрупкое зальется,

Болью ли дыхание сожмется,

Петлей ли раздавит позвонок –

Иль не все равно, какой сапог?»

Тихо понял я про смертный час.

И ласкаю гостя, как родного,

Угощаю и пытаю снова:

Вижу, много знаете о нас!

Понял, понял я про смертный час.

Но когда раздавят – что потом?

Что, скажи? Возьми еще леденчик,

Кушай, кушай, мертвенький младенчик!

Н евзял он. И поглядел бочком:

«Лучше не скажу я, что – потом».