История русской литературы второй половины XX века. Том II. 1953–1993. В авторской редакции

«Мелкая клевета эта сама по себе не нуждается в опровержении. Всякий, даже не искушённый в литературе человек, знающий изданные ранее произведения Шолохова, может без труда заметить общие для тех его ранних произведений и для «Тихого Дона» стилистические особенности, манеру письма и подход к изображению людей.

Пролетарские писатели, работающие не один год с т. Шолоховым, знают весь его творческий труд, его работу в течение нескольких лет над «Тихим Доном», материалы, которые он собрал, работая над романом, черновики его рукописей…» (Эти черновики и беловики «Тихого Дона» много лет спустя обнаружил Лев Колодный у вдовы В.М. Кудашева.) Однако тема «Кто написал «Тихий Дон»?» ещё долго витала вокруг Михаила Шолохова…

Продолжая работать над третьей книгой «Тихого Дона», Шолохов всё острее чувствовал, как острейшая борьба вокруг коллективизации входит в его душу. Приходили казаки и расспрашивали его о выгодах и невыгодах коллективного труда, а он сам ещё не всё продумал, но внимательно следил за событиями в хуторах и станицах. Начал писать небольшую повесть о современных событиях на Дону. Две недели провёл в Германии по дороге в Сорренто, к Горькому, но визу вовремя не дали, и Шолохов вместе с Кудашевым вернулись в Россию: «В Москве задержусь, – писал Шолохов Э. Цесарской в конце 1930 года из Берлина. – А потом в район сплошной коллективизации. Страшно хочется посмотреть, как там и что. Дико и немыслимо жить здесь после того, как половину сознательной жизни прожил в условиях Дона советского. Так крепка эта пуповина, соединяющая меня с ним, что оборвать её – не оборвешь» (Шолохов М.А. Письма. 1924—1984).

Поездил по хуторам и станицам, получил новый заряд бодрости и впечатлений… И сел за рабочий стол – «С кровью и потом» – так назвал он свой будущий роман о сплошной коллективизации. Всю зиму и весну работал над романом, ограниченный строгими рамками замысла – показать рождение колхоза в хуторе Гремячий Лог, время действия тоже ограничено: январь – сентябрь 1930 года. И первые месяцы колхозной жизни радовали Шолохова, мучительные раздумья отошли на второй план, нужно было думать о будущем урожае, о формах совместной работы… И колхозники постепенно втягивались в коллективную жизнь, покрикивая друг на друга, когда видели лень и беззаботность.

У Шолохова в это время выработалась своя философия жизни, в корне отличавшаяся от официальной. В одном из журналов Шолохов опубликовал главу из «Тихого Дона» о гибели Петра Мелехова от рук Михаила Кошевого. Некоторые из партийных работников почувствовали, что Шолохов не так написал её, с «излишним гуманизмом», и, читая её, хотелось заплакать вместе с Григорием Мелеховым.

«– Расстрелян белый бандит, матёрый враг, один из главарей контрреволюционного мятежа, – сказал этот партийный деятель. Читатель должен радоваться, что одним гадом стало меньше. А мы смерть Петра воспринимаем глазами его брата, Григория, тоже контрреволюционера. Так ли должен писать пролетарский писатель?

Ответил Шолохов двумя словами:

– Так написалось» (М. Шолохов в воспоминаниях современников… М., 2005).

«Шолохову было жаль убитого офицера», а это противоречило казённой философии, «гуманизм присущ Шолохову и тогда, когда он показывает страдающего большевика и очутившегося в несчастии реакционера…» «Представьте, сейчас классовая борьба в деревне, а мы с гуманизмом тут как тут, на первом плане. Кого читатель будет жалеть? Кулака. Он ликвидирован, он страдает…» – вот слова, в которых упрекали Шолохова за гуманизм. Но Шолохов отверг эти притязания пролетарских руководителей и читателей и пошёл своей дорогой…

Непомерные трудности с коллективизацией не проходили. Радужное настроение от первых шагов коллективной жизни испарилось, как только Шолохов узнал о том, как распределяли выращенный колхозниками урожай. Правительство распорядилось оставлять колхозникам только 25 процентов урожая, а остальное сдать государству. Те, кто сдал, остались без хлеба, без кормов, а некоторые даже без семенного фонда. Если единоличный крестьянин мог что-то припрятать на чёрный день, то колхозники при такой системе вообще перестали быть хозяевами своего труда. И Шолохов твёрдо решил действие в своем романе закончить сентябрём 1930 года.

16 января 1931 года Шолохов написал Сталину письмо об угрожающем положении в ряде районов Северо-Кавказского края: массовый падёж скота от бескормицы, ежедневно дохнет по 3—4 и больше лошадей. «Так хозяйствовать нельзя! – писал Шолохов. – Горько, т. Сталин! Сердце кровью обливается, когда видишь всё это своими глазами, когда ходишь по колхозным конюшням, мимо лежащих лошадей; когда говоришь с колхозником и не видишь глаз его, опущенных в землю» (Шолохов М.А. Письма. С. 151).