История русской литературы второй половины XX века. Том II. 1953–1993. В авторской редакции

Как только вышел сборник, Евгений Носов устроил нечто вроде презентации, как любят сейчас говорить, в общежитии Литературного института на улице Руставели, в комнате Игоря Лободина, подававшего большие надежды как писатель для студентов-курян. Пригласили и автора этой книги как редактора. Шел пир, звучали разговоры, тосты, всему этому отдавалось должное, на память о вечере осталась книжка (в этот день Евгений Иванович многих одаривал своей книжкой), которую он надписал:

«Виктору Васильевичу Петелину, перед которым я робею и теряюсь: перед его умной скептической улыбкой, перед его чистой русской интеллигентностью, человеку, который вытащил меня за мои неандертальские уши, с вечной благодарностью.

Бутырки, 10 марта 1965 г.

Женя».

Я тоже был очень рад этому подарку, сборнику рассказов и повестей – «Где просыпается солнце?» – мало кому известный Евгений Носов стал входить в круг писателей, которые вскоре обратили на себя внимание и читателей, и литературной критики, мощный талант его уже проявился в сборнике.

В середине 60-х годов Евгений Носов опубликовал несколько значительных произведений, в которых русский рабочий человек предстаёт широко и многогранно: «Объездчик» (Новый мир. 1966. № 2), в книжных изданиях рассказ получил название: «Потрава», «Пятый день осенней выставки» (Новый мир. 1967. № 8), «Домой, за матерью» (Литературная Россия. 1967. 19 мая), «Храм Афродиты» (Носов Е. В чистом поле за просёлком. Воронеж, 1967)… Евгений Носов бывал в это время в Москве, в Переделкине, в деревнях, в том числе и в своей родной, видел родительскую хату, забитую, с надписью: «Здесь никто не живёт». «А я связался с повестью и чувствую, что очень рисковое это дело по замыслу, – писал Носов Астафьеву в 1965 году. – Пнут меня за неё, а то и просто никуда не возьмут. Но доигрывать повесть надо. Пишу с пробуксовками, застреваю, как худой грузовичишко, да и тема такая – всё больше трясины, а сухие бугорки только кое-где маячат. Уходился я с ней, закурил всю хату, и даже сердчишко стало по ночам давить. А передохнуть, сбегать на речку всё как-то не получается…» (Носов Е. Собр. соч.: В 5 т. М., 2005. Т. 5. С. 102).

У Носова каждый рассказ, каждая повесть идут с трудом, пишет три-четыре раза, не редактирует, а просто переписывает заново, так что сочинение движется очень медленно. Он опасается цензуры, а что ещё хуже – какого-либо обсуждения или осуждения каких-либо его произведений. «Храм Афродиты» сначала предложил в журнал «Молодая гвардия», но главный редактор А. Никонов «зарезал», переслали в «Литературную Россию»: «Пусть там попробуют», но и в «Литературной России» тоже не приняли. «Храм Афродиты» выскочил в воронежском сборнике, – уведомляет Е. Носов В. Астафьева в 1968 году, – так что все мои заботы о его напечатанье автоматически отпали. Сегодня закончил рассказ «Во субботу, день ненастный…». Отдал Зубавину». Конечно, лучше бы в «Новом мире», напечататься в журнале – «великое дело, хороший звон получается – на всю Россию, – отвечает Е. Носов Астафьеву, – уж колокол так колокол, не то что зубавинские бубенцы». «Как знаешь, под Новый год я поехал в Москву, – писал Е. Носов В. Астафьеву в 1966 году. – В «Новый мир». Полгода провалялись у них рассказы. Надо было спасать. Или у них добиваться печати, или где-то ещё. Приехал. Берзер прочитала. Она за «Потраву», но против второго. Потом прочитал Виноградов. Он – за оба. Потом читали Лакшин и другие. Но не было Дементьева. Куда-то уехал. Всё застопорилось. И я уехал. Числа 27-го. Встретил Новый год, прочитал новый рассказ. И вдруг телеграмма из «Нового мира». Поехал. Дементьев – за оба. Сели редактировать. Снимали с меня кучеряшки. Настрогали, думал, что теперь лысый останусь. А они, шельмы, хохочут. При мне заслали в набор (Там же. С. 104). И ещё одно очень важное признание: «А я свою повестуху забросил, – писал Е. Носов в 1964 году В. Астафьеву. – Что-то стало нудно её писать. Я всё лезу в социологию, что-то пытаюсь доказывать, а это вряд ли нужно. Ведь все эти штуки, пусть даже написанные с жаром души, быстро гаснут и покрываются холодным пеплом. Спустя пять – десять лет их читать уже невозможно. Очевидно, надо подумывать о «вечности» творений, об их всегдашней свежести, и в этом смысле лучшее дело, ты прав, – лирический, тёплый и душевный, не обязательно сладкий и благополучный рассказ. Тем не менее, бросив по этой причине повесть (может быть, временно), катаю сейчас опять-таки злой рассказ о деревне, как ты выразился, строю золотой нужник. Уж больно зло берёт. Назвал пока «Потрава». Накатал три главки или четыре. Осталось дописать последнюю. Закончу – покажу. Хотя тебе показывать всегда как-то и стыдно, и боязно» (Там же. С. 101). Но опасения Е. Носова оказались напрасными – писатели, критики и читатели высоко оценили публикацию рассказа в «Новом мире», относя его к классическим, называя его «превосходным», «хрестоматийным», сопоставляя его с «Бирюком» И.С. Тургенева и отмечая в этом типе много современного и злободневного.