История русской литературы второй половины XX века. Том II. 1953–1993. В авторской редакции

Шукшин, в частности, должен был объяснить, почему же после поражения под Симбирском Разин не получил поддержки. Ведь всего полгода прошло с тех пор, как он был полновластным хозяином на Дону, и вдруг перед ним закрылись ворота Черкасска, и никакие уговоры не помогли. Значит, произошло за это время такое, что остановило казаков. Степан Разин призывал бороться за святые вольности казацкие, но сразу понял, что эти призывы не затрагивают казачьих сердец. Тогда стал он просто звать «охотников вольных» на гульбу, звать тех, кто хочет погулять по чистому полю, «красно походить, сладко попить да поесть, на добрых конях поездить». И таких по станицам и хуторам нашлось немного. Зачем им уходить от своих куреней, когда всего довольно, к тому же царь выдаёт хлеб и жалованье за воинскую службу. Да и поняли на Дону, что звезда Степана Разина начала закатываться. Казаки любят удачливых атаманов, а после поражения под Симбирском Степан Разин только терял – терял друзей, терял города, которые совсем недавно перед ним широко открывали ворота. Он понадеялся на Дон, поспешил туда, бросив многотысячное мужицкое войско. Сказалась ограниченность казака, воспитанного в духе пренебрежения к «лапотникам». Потому-то так легко и просто Ларька Тимофеев, единственный из оставшихся в живых есаулов, расправился с думным дьяком Василия Уса – Матвеем Ивановым, который советовал Степану Разину вернуться на Волгу и возглавить 300 тысяч поднявшихся крестьян различных национальностей. Может, судьба Степана Разина и сложилась бы по-другому, но атаман попытался использовать один-единственный шанс – в открытом сражении со старшинами взять верх, порубить их и снова, как прежде, своим именем и авторитетом повести за собой казачьи массы. Слишком неравны оказались силы. И вот, закованный в цепи, раненый Степан Разин перед отправлением в Москву снова возвращается к разговору с Фролом Минаевым, начатому около года назад в глухой степи.

Здесь, в этом разговоре, выявляются два различных характера, два разных взгляда на жизнь. Фрол Минаев, умный, серьёзный, относится к той категории людей, которых принято называть «себе на уме». Он готов вместе со Степаном пойти в Крым или на калмыков, но идти на Москву и тряхнуть царя ему не по душе. Он осторожен, не любит рисковать. Он видит слабые места разинского движения уже в самом начале его. И разумеется, не видит выгоды в поддержке движения, которое заранее обречено на провал, потому что верится ему: не одолеть Степану с его войском целый народ, не одолеть державу.

«Не пойдут мужики за Степаном», – убеждённо говорит Фрол Минаев, и не пойдут просто потому, что «они с материным молоком всосали, что царя надо слушаться». Идут за Степаном только те, кому «терять нечего, рванина», которым «погроблить да погулять», и вся радость.

Яростно протестует Степан Разин против такой философии, философии раба, привыкшего принимать жизнь такой, какая она есть, ничуть не задумываясь о её противоречиях, не заботясь о других, лишь бы самому было хорошо и уютно на земле. Фрол не бегал ни от татар, ни от турка, ни от шаховых людей. Но там он «свою корысть, что ли, знал». Вот, оказывается, в чём дело, «за рухлядь какую-нибудь не жалко жизнь отдать, а за волю – жалко». Сурово говорит ему Разин: «Тебе кажется, за волю – это псу под хвост. Вот и я говорю – раб ты. По-другому ты думать не будешь, и зря я тут с тобой время трачу. А мне, если ты меня спросишь, всего в свете воля дороже… Веришь ты: мне за людей совестно, что они измывательства над собой терпют. То жалко их, а то – прямо избил бы всех в кровь, дураков». В чём же смысл жизни? В том, чтобы сладко есть да мягко спать, наслаждаться другими земными благами? Напрочь отвергает Степан Разин такую философию. И он не чужд земных наслаждений, и он порой со всей широтой своей души и щедростью отдаётся разгулу; не прочь приласкать какую-нибудь красотку, и он готов и сытно поесть и всласть пожить, но всё это не главное в его жизни. Если б только для этого человек рождался, то лучше б он не появлялся на свет. Зачем цепляться в таком случае за жизнь? Что был человек, что не был – ведь всё равно, людям, миру не холодно и не жарко от такой жизни. Такие люди, как Фрол, вызывают у Степана недоумение, жалость, не понимают они своего предназначения на земле: «Не было тебя… и не будет. А народился – и давай трястись, как бы не сгинуть! Тьфу! Ну – сгинешь, что тут изменится-то?»

Степан Разин верит, что таких, как Фрол, не много на Руси, что найдутся люди, которые пойдут за ним сражаться за волю и справедливость. Он не раскрывает полностью свои мечты и замыслы, понимая, что перед ним враг. Только после пленения в Кагальнике, после тяжких поражений Степан Разин мужественно и смело признаётся в своей самой горькой ошибке. Читателю совершенно ясно, какую ошибку имеет в виду Степан: прав Матвей Иванов, нельзя было бежать из-под Симбирска и бросать крестьянские рати. Горько раскаивается и тяжко страдает донской атаман, что не послушался доброго совета.