История русской литературы второй половины XX века. Том II. 1953–1993. В авторской редакции

Вся карьера его началась с общего деревенского собрания, которое созвали по случаю приезда протоиерея Иоанна Иоанновича Восторгова, члена Союза русского народа, который возвестил мужикам села Покровского, что пора избирать своих делегатов, чтобы они думали о мужичьей жизни: «Именно предвыборная кампания по выдвижению «кандидатов из народа» и выпихнула Гришку на поверхность путаной русской жизни, хотя об этом казусе истории мало кто знает», – писал изучивший факты В. Пикуль. Распутин на собрании задал всего лишь вопрос Восторгову: «Да хватит тебе! Дума царская – ну и бог с ней со всею. Знаем, что там про буджет да финансы размусоливать станут. А ты нам, батька, лучше о земле скажи: улучшеньице-то когда-сь будет? Или плюнуть и не ждать? Улучшеньица-то?» Восторгов ответил, что император хоть завтра расдаст вам землю, но «нечестивцы» желают «пропереть в депутаты всяких там жидов и социалистов, злейших врагов крещёного люда», а потому надо «послать от общества таких депутатов, кои воистину православные». Вот таким и оказался Григорий Распутин из села Покровского, которого Восторгов на совещании ЦК монархических организаций назвал «тюменским Цицероном». После телеграммы в Тюменский уезд: «НЕМЕДЛЕННО ВЫСЛАТЬ В МОСКВУ ГРИГОРИЯ РАСПУТИНА», которую восприняли как грозное предписание, Распутина связали веревками и в сопровождении жандармского унтер-офицера отправили в Москву, где его встретил Восторгов, ввёл в свою квартиру, усадил за богатый стол, приодел, дал аванс 20 рублей: «Ты мне нужен», – сказал Восторгов.

Подробнейшим образом, на основе многочисленных воспоминаниях очевидцев, В. Пикуль рассказывает о первых шагах Григория Распутина в Москве и Петербурге, о том, как он проявил свою скромность, начитанность, о знакомстве с хлыстами, студентами, у которых всё брал, чем они были богаты. Не раз проявит свой талант, мужскую силу, которая покорила великосветский мир. Одна из покорённых женщин, Мунька Головина, рассказывала баронессе Верочке Кусовой о Распутине: «Что он творил со мною – непередаваемо! И ты знаешь, он при этом ещё заставил меня молиться… Поверь, сочетание молитвы о Христе со скотским положением – небывало острое чувство. Теперь я опустошена, словно кувшин, из которого выплеснули вино. Тела у меня уже нет. Остался один дух, и я сама ощущаю себя святою после общения со старцем… Он – бесподобная свинья!» Она пообещала своей приятельнице, что и она может «помолиться» у Распутина, он «щедрый архипастырь и никого не отвергнет». «Множество анекдотов о Распутине (как правило, рассчитанных на людей недоразвитых) рисуют его женским героем раблезианского размаха и такой неукротимости в тайных делах, – писал В. Пикуль, – какая не свойственна даже весенним котам. Эту версию мы сразу же отбросим, как не заслуживающую нашего просвещённого доверия.

Надеюсь, читатель поверит мне, что эту сторону распутинщины я тоже изучил в подробностях и ответственно заявляю, что Распутин не был исключением в ряду обычных здоровых мужчин. Наоборот, документы иногда являют прискорбные для анекдотистов факты, когда Гришка как мужчина оказывался явно «не на высоте» той славы, которую ему приписывали».

Григорий Распутин играл и большую политическую роль, проникнув в императорскую семью и давая ей свои «советы». Сергей Юльевич Витте пал как премьер из-за своих связей «с жидомасонскою» тайной ферулой Европы», с «банкирами-сионистами Ротшильдами и Мендельсонами», опутал долгами всю Россию, начал войну с Японией и погасил войну с Японией, когда Россия только собиралась всерьёз воевать. Витте получил отставку потому, что Николай II, по мнению Витте, «не терпит никого, кроме тех, коих считает ниже себя. Стоит кому-либо проклюнуться на вершок выше императорского стандарта, как его величество берёт ножницы и… подстригает дерзкого! Потому и думаю, что со временем будет острижена и голова Столыпина с его лихо закрученными усами!» Но так думал не только Витте, но и проницательный Григорий Распутин, часто бывавший в императорском доме, получив звание Возжигателя царских лампад.

Постепенно Григория Распутина, чувствуя его влияние в императорской семье, стали окружать богатые евреи. И.П. Манус стал поставлять Распутину его любимую мадеру. Банкир Дмитрий Львович Рубинштейн тут же перевёл «наличный чистоган, от которого Распутин не отказался». «Международный сионизм, – писал В. Пикуль, – уже заметил в Распутине будущего диктатора. И потому биржевые тузы щедро авансировали его – в чаянии будущих для себя выгод в финансах и политике. По проторённой этими маклерами дорожке к Распутину позже придут и шпионы германского генштаба. «Отбросов нет – есть кадры!»