Читаем История русской литературы X—XVII веков полностью

Они, как и всякие начинающие поэты, обращали преувеличенное внимание на технику стихотворства, и прежде всего на акростих («краегранесие», «началестрочие»). Их эпистолии почти сплошь снабжены акростихом: из первых букв каждой строки слагается прозаическая фраза, содержащая имя адресата и имя автора. Составители эпистолии регулярно указывали в тексте, что они пользуются «краегранесием», и отмечали его границы. Утаивать имя автора и имя адресата не было никакой нужды, потому что послания вручались реальным лицам.

Следовательно, акростихи в эпистолографии приказной школы также элемент литературной игры, знак литературной «элегантности».

Но у акростиха была и другая функция. Акростих обособлял «двоестрочные согласия» московских интеллигентов от «подлого» раёшника (отметим, что приказные эпистолии и шуточные раёшные послания переписывались в одних и тех же сборниках). Обособлению служило и различие в рифмовой технике. В раёшных текстах находим звучные рифмы, в том числе корневые и составные. В произведениях приказных авторов господствуют рифмы грамматические, или суффиксально-флексивные, образованные созвучием суффиксов и флексий, когда глагол рифмуется с глаголом, прилагательное с прилагательным, существительное с существительным в одной грамматической форме. Это, конечно, не говорит о техническом несовершенстве приказных стихотворцев.

Предпочитая грамматические рифмы и уклоняясь от рифм звучных, они обособлялись от раёшника. Интересно, что пренебрежительное отношение к звучным (особенно составным и каламбурным) рифмам сохранилось в «высоких» жанрах русской поэзии вплоть до начала XX в.

Приказные стихотворцы очень скоро перешли от литературной игры к серьезным занятиям поэзией. Савватий написал цикл нравоучительных стихотворений — «О свете», «О плоти», «О утробе», в котором развивал традиционную для христианской культуры тему суетности и бренности человеческой жизни, тему, которая стала одной из центральных в европейском барокко. Этот цикл Савватий пытался издать на Печатном дворе, единственной тогда русской типографии. К печати были подготовлены и другие стихотворные тексты: краткое переложение «Хроники» Амартола, предисловия к некоторым московским изданиям. Однако все эти тексты так и не попали в печать и остались в рукописях. По-видимому, у авторов «двоестрочных согласий» были не только покровители, но и влиятельные противники.

Приказная школа прекратила свое существование в 50-х гг. Когда патриарх Никон начал проводить церковную реформу, виднейшие стихотворцы приказной школы, в том числе Савватий, стали в ряды приверженцев «древлего благочестия». Это и был конец «приказной школы».

5. Местные литературные очаги (Сибирь, Дон)

В первой половине XVII в. изменяется и «география» русской литературы. В литературное движение включаются окраины государства, прежде всего Сибирь и Дон.

Начало сибирской литературы связано с организацией в 1621 г. тобольской архиепископии. Первый сибирский архиепископ Киприан Старорусенков был до переезда в Тобольск архимандритом новгородского Хутынского монастыря. Вообще почти все сибирские архиепископы XVII в. прибывали из новгородской епархии. Следует также отметить, что в ту пору Сибирь в основном заселялась выходцами из северных и поморских уездов европейской России. В связи с этим ранняя сибирская письменность ориентировалась прежде всего на новгородскую и северно-русскую литературные традиции[472].

Киприан хорошо понимал, что роль духовенства в Сибири более значительна, нежели в центральных уездах. Дворянство, представленное только воеводами и ссыльными, не могло стать господствующей или хотя бы крупной силой в экономике и культуре Сибири. В конфликтах между администрацией и церковью в Сибири в конечном счете всегда брала верх церковь. Ощущая себя полновластным и бесконтрольным хозяином огромного и далекого от Москвы края, тобольская архиепископия проявляла явную тенденцию к сепаратизму, в том числе и к сепаратизму культурному. На этой почве и выросла сибирская литература[473].

О литературных начинаниях первого тобольского архиерея рассказано в Есиповской летописи, созданной спустя пятнадцать лет: «Во второе лето престолъства своего воспомяну (Киприан. — А. П.) атамана Ермака и з дружиною и повеле разспросити ермаковъских казаков, како они приидоша в Сибирь, и где с погаными были бои, и ково где убили погании на драке. Казаки ж принесоша к нему написание... Он же... повеле убитых имена написати в церкви Софеи Премудрости Божия в соборной синодик и в православную неделю кликати повеле с прочими пострадавшими за православие вечную память»[474]. Казачье «написание» до нас не дошло, но составленный на его основе Синодик сохранился в некоторых летописях, а с недавнего времени известен и в оригинале[475] — в той самой рукописи, по которой в тобольском Софийском соборе «кликали» вечную память ермаковым казакам в первую неделю великого поста.

Синодик казакам Ермака.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Льюис Кэрролл
Льюис Кэрролл

Может показаться, что у этой книги два героя. Один — выпускник Оксфорда, благочестивый священнослужитель, педант, читавший проповеди и скучные лекции по математике, увлекавшийся фотографией, в качестве куратора Клуба колледжа занимавшийся пополнением винного погреба и следивший за качеством блюд, разработавший методику расчета рейтинга игроков в теннис и думавший об оптимизации парламентских выборов. Другой — мастер парадоксов, изобретательный и веселый рассказчик, искренне любивший своих маленьких слушателей, один из самых известных авторов литературных сказок, возвращающий читателей в мир детства.Как почтенный преподаватель математики Чарлз Латвидж Доджсон превратился в писателя Льюиса Кэрролла? Почему его единственное заграничное путешествие было совершено в Россию? На что он тратил немалые гонорары? Что для него значила девочка Алиса, ставшая героиней его сказочной дилогии? На эти вопросы отвечает книга Нины Демуровой, замечательной переводчицы, полвека назад открывшей русскоязычным читателям чудесную страну героев Кэрролла.

Вирджиния Вулф , Гилберт Кийт Честертон , Нина Михайловна Демурова , Уолтер де ла Мар

Детективы / Биографии и Мемуары / Детская литература / Литературоведение / Прочие Детективы / Документальное
Дракула
Дракула

Настоящее издание является попыткой воссоздания сложного и противоречивого портрета валашского правителя Влада Басараба, овеянный мрачной славой образ которого был положен ирландским писателем Брэмом Стокером в основу его знаменитого «Дракулы» (1897). Именно этим соображением продиктован состав книги, включающий в себя, наряду с новым переводом романа, не вошедшую в канонический текст главу «Гость Дракулы», а также письменные свидетельства двух современников патологически жестокого валашского господаря: анонимного русского автора (предположительно влиятельного царского дипломата Ф. Курицына) и австрийского миннезингера М. Бехайма.Серьезный научный аппарат — статьи известных отечественных филологов, обстоятельные примечания и фрагменты фундаментального труда Р. Флореску и Р. Макнелли «В поисках Дракулы» — выгодно отличает этот оригинальный историко-литературный проект от сугубо коммерческих изданий. Редакция полагает, что российский читатель по достоинству оценит новый, выполненный доктором филологических наук Т. Красавченко перевод легендарного произведения, которое сам автор, близкий к кругу ордена Золотая Заря, отнюдь не считал классическим «романом ужасов» — скорее сложной системой оккультных символов, таящих сокровенный смысл истории о зловещем вампире.

Брэм Стокер , Владимир Львович Гопман , Михаил Павлович Одесский , Михаэль Бехайм , Фотина Морозова

Фантастика / Литературоведение / Ужасы и мистика