История русской литературы X—XVII веков

На Печатном дворе и в московских приказах, особенно в Посольском, служили в ту пору самые образованные представители русской интеллигенции. Для справщиков Печатного двора литературная работа была основной профессией. Умение владеть пером было обязательным и для приказных дьяков и подьячих. Им приходилось принимать иностранных послов, выполнять различные поручения за границей, так что контакты с европейской культурой были для них привычным делом. Одна из наиболее заметных и в то же время типичных фигур приказной школы — дьяк Алексей Романчуков, возглавлявший в 1636-1638 гг. русское посольство в Персию. Русские путешествовали вместе с голштинской миссией, в составе которой были выдающиеся писатели, в том числе крупнейший поэт немецкого барокко Пауль Флеминг. С ними постоянно общался Алексей Романчуков (между прочим, за время путешествия он выучил латынь). Памятником этого общения стала его собственноручная стихотворная запись в альбоме голштинского врача Гартмана Граммана (потом этот врач перешел на русскую службу и стал придворным медиком царя Михаила Федоровича):

Не дивно во благополучении возгоржение,
едина добродетель — всех благих совершение.
Дом благий пущает до себя всякаго человека
и исполняет благостыню до скончания века.
Вина всяким добродетелей — любовь,
не проливает бо ся от нея никогда кровь...[471]

Эти альбомные стихи своего рода веха в истории русско-европейского культурного общения: в 1638 г. вирши московского стихотворца впервые оказываются в рукописи европейца.

Поэты «приказной школы» поддерживали интенсивные личные и творческие контакты. Среди них было в ходу выражение «духовный союз» (вариант — «любовный союз») — термин, который они прилагали к самим себе как к корпорации. Какими профессиональными качествами должен обладать поэт, причастный к «духовному союзу»? Прежде всего — это «остроумие»,«острый разум»:

Токмо слышим о твоей остроумной разумности
яко навычен еси окружной премудрости (Савватий).

В языке того времени слово остроумие не имело отношения к способности придумать меткое, острое словцо. «Остроумие» — это знания, смекалка. Но приказные авторы вкладывают в этот термин специфическое значение. С их точки зрения, «остроумие» заключается в умении пользоваться особым «витийным» языком. Излюбленный прием «витийного» языка — уподобление. В поисках материала для уподоблений поэты ориентируются в основном на русскую традицию, на сборники «Физиолог» и «Азбуковник», откуда заимствуют сведения о животных, травах, камнях и деревьях.

Есть бо нырь хитрый, далече ходит во глубину,
ритор же и философ разсуждает премудрую вину...
Желаем твоей любви, яко в жажду онагри...
Яко же магнит камык (камень) вся железа к себе привлачит,
тако и сребролюбивая юза всех содержит...
Хрусалиф камык яко злато есть видением,
сприличился же тому и ты своим разумением...
Анфракс камык зелен видением,
государьская твоя царская душа красна богу молением...

Поэт должен владеть ассоциативным мышлением. Умение находить новые ассоциативные связи и есть «острый разум». Ассоциация — стержень поэтического языка «приказной школы». Поиски новых ассоциаций роднят ее с тем художественным стилем, который господствовал в Европе XVII в., — с барокко. Однако московские стихотворцы избегают причудливых ассоциаций, довольствуясь традиционными метафорами и символами. Сведения о магните, онагре (диком осле), хрусалифе (хризолите) и анфраксе (карбункуле) они черпали из книг, издавна распространенных на Руси.

В 20—40-х гг. книжное стихотворство было для русских писателей новым, еще непривычным занятием. Оно воспринималось как своеобразная литературная игра. Отнюдь не случайно среди жанров, которыми пользуются приказные поэты, безраздельно преобладает стихотворное послание, эпистолия. Приказные поэты писали эпистолии прежде всего друг другу, но также и царю Михаилу, и людям, стоявшим на ступенях трона, — брату патриарха Филарета Ивану Никитичу Романову, князю Д. М. Пожарскому и др. В этих посланиях, как правило, очень мало информации (чаще всего содержательный момент сводится к просьбе о покровительстве). Но по размеру послания бывают очень пространными (сто строк и более). Ясно, что приказные стихотворцы не столько заботились о содержании, сколько щеголяли самим умением писать «двоестрочными согласиями».