Аввакум никогда не менял своих убеждений. По духу и темпераменту он был борцом, полемистом, обличителем. Эти качества он проявлял на всем своем многотрудном жизненном пути. Первое его столкновение с церковной властью произошло в 1653 г., когда Аввакум служил в Москве, в кремлевском Казанском соборе («любо мне, у Казанские тое держался, чел народу книги. Много людей приходило»). Накануне великого поста Никон, за год до того ставший патриархом, послал в Казанский собор, а потом и в другие московские храмы патриаршую «память», где предписывал заменить двуперстное крестное знамение троеперстным. С этой «памяти», собственно, и началась церковная реформа. Аввакум не подчинился приказу Никона — и, естественно, уже не мог свободно служить и проповедывать в Казанском соборе. Тогда он собрал прихожан в сенном сарае («сушиле»). Его приверженцы прямо говорили: «В некоторое время и конюшня-де иные церкви лучше»[527]
. Непокорного протопопа посадили на цепь в московском Андрониковой монастыре. Это было первое «темничное сидение» Аввакума: «Кинули в темную полатку, ушла в землю, и сидел три дни, не ел, ни пил; во тме сидя, кланялся на чепи, не знаю — на восток, не знаю — на запад. Никто ко мне не приходил, токмо мыши, и тараканы, и сверчки кричат, и блох доволно».Вскоре его отправили в Сибирь вместе с женой Настасьей Марковной и с детьми — сначала в Тобольск, а потом в Даурию. Но и сибирская ссылка (она длилась одиннадцать лет) не сломила Аввакума, как не сломили его все неслыханные страдания, выпавшие впоследствии на его долю.
Между тем враг Аввакума, Никон, в 1658 г. был вынужден покинуть патриарший престол, потому что царь Алексей, уже не мог и не хотел терпеть властную опеку своего прежнего «собинного (личного) друга». Когда в 1664 г. Аввакума вернули в Москву, царь попытался с ним примириться: ему важна была поддержка человека, в котором народ уже признал своего заступника. Но из этой попытки ничего не вышло. Аввакум надеялся, что удаление Никона означает и возврат к «старой вере». Но царь и боярская верхушка вовсе не собирались отказываться от церковной реформы, поскольку она была необходимым звеном в необратимом процессе европеизации России. Царь скоро понял, что Аввакум для него опасен, и у непокорного протопопа снова была отнята свобода. Последовали новые ссылки, монастырские тюрьмы, лишение священнического сана и проклятие церковного собора 1666-1667 г. и, наконец, заточение в Пустозерске.
Здесь проповедник и стал гениальным писателем. В Пустозерске у него не было слушателей, он не мог проповедывать своим «детям духовным», и ему не осталось ничего другого, как взяться за перо. Теперь идеи, к которым он пришел еще в молодости и которые внушал народу в «нижегороцких пределех», в Казанском соборе, в московском сенном «сушиле» или в Даурии, Аввакум непреклонно отстаивал в своих сочинениях.
В Пустозерске Аввакум жил с тремя другими ссыльными вождями старообрядчества — соловецким иноком Епифанием, священником из г. Романова Лазарем, дьяконом Благовещенского собора Федором Ивановым. Они все вместе погибли на костре. Все они были писателями. Самые близкие отношения связывали Аввакума с Епифанием, его духовником. Первые годы пустозерские узники жили сравнительно свободно — и свободно общались друг с другом. Они тотчас наладили связи со своими приверженцами в Москве и в других городах. Сочувствовавшие страдальцам за «древлее благочестие» стрельцы охотно им помогали. «И стрельцу у бердыша в топорище велел ящичек зделать, — писал протопоп Аввакум боярыне Ф. П. Морозовой в 1669 г., — и заклеил своима бедныма рукама то посланейце в бердыш... и поклонился ему низко, да отнесет, богом храним, до рук сына моего-света; а ящичек стрельцу делал старец Епифаний». Епифаний, очень способный ко всякой ручной работе, делал также во множестве деревянные кресты с тайниками, в которых прятал адресованные «в мир» «грамотки».
Крамольные писания отправлялись на Мезень, где жила семья Аввакума, а оттуда шли дальше. Даже с Соловецким монастырем, который отказался принять Никоновы «новины» и с 1668 г. был осажден царскими войсками, Аввакум ухитрялся поддерживать связь. В 1669-1670 гг. он писал на Мезень, где вместе с семьей Аввакума жил его преданный ученик юродивый Федор: «В Соловки-те Феодор хотя бы подъехал, письма-те спрятав, в монастырь вошел как мочно тайно бы, письма-те дал».
Стремясь пресечь агитационную работу «великой четверицы», власти прибегли к карательным мерам. На Мезень и в Пустозерск был послан стрелецкий полуголова Иван Елагин. На Мезени он повесил юродивого Федора, а в Пустозерске в апреле 1670 г. учинил «казнь» над Епифанием, Лазарем и дьяконом Федором: им отрезали языки и отсекли правые ладони. Аввакума пощадили. «И я сопротив тово плюнул и умереть хотел, не едши, — пишет Аввакум, — и не ел дней с восьмь и больши, да братья паки есть велели».