История русской литературы XX в. Поэзия Серебряного века: учебное пособие

Солнце греет затем,
Чтобы созревал хлеб для пищи
И чтобы люди от заразы мерли.
Ветер дует затем,
Чтобы приводить корабли к пристани дальней
И чтобы песком засыпать караваны.
Люди родятся затем,
Чтобы расстаться с милою жизнью
И чтобы от них родились другие для смерти» [143]

.

Кузмина интересуют параллели культурно-исторических эпох: Александрия, Рим, XVIII век во Франции и Италии. Последующие поэтические сборники «Осенние озера» (1912), «Глиняные голубки» (1914), «Нездешние вечера» (оба – в 1921) раскрыли особую стилистику письма. Главной целью автора стало воссоздание мира в его многосложных проявлениях, воплощение неумирающей и неожиданно открывающейся красоты. Образцом кузминской стилизации стало стихотворение «Фудзий в блюдечке» (1917) из сборника «Нездешние вечера»:

Сквозь чайный пар я вижу гору Фудзий,
На желтом небе золотой вулкан.
Как блюдечко природу странно узит!
Но новый трепет мелкой рябью дан.
Как облаков продольных паутинки
Пронзает солнце с муравьиный глаз,
А птицы – рыбы, с черные чаинки,
Чертят лазури зыблемый топаз!

Вяч. Вс. Иванов указывает, что «Кузмин (как до него и одновременно с ним Анненский) первым пришел к вещному преодолению символизма в своем «кларизме», как бы предвосхитив последующий опыт поэтов, группировавшихся вокруг акмеистической программы. Даже метафизические (например, гностические) тексты у Кузмина раскрываются в серии предметных образов, передача которых выдерживается в ясном письме. <…> Зримая вещность японского и китайского искусства (живописи и поэзии) оказывается эталоном для европейского искусства, двигающегося в сходном направлении» [144].

В сборник «Нездешние вечера» включены стихотворения «Пушкин», «Лермонтов», а также стихотворения-портреты современников: художника Б. Сапунова, танцовщицы Т. Карсавиной. Именно в этом сборнике автор достигает акмеистического мастерства в передаче атмосферы конца эпохи Серебряного века:

Картины, лица – бегло-кратки,
Влюбленный вздох, не страстный крик,
Лишь запах замшевой перчатки,
Да на футбольной на площадке
Полудитя, полустарик.

Книга стихов «Осенние озера» раскрывала религиозные поиски поэта («Троицын день», «Пасха», «Духовные стихи»), в ней были акростих В. Брюсову, посвящения Н. Гумилеву, Вяч. Иванову, С. Соловьеву. Вторая часть сборника состояла из газэл под названием «Венок весен». Сборник «Вожатый» отразил интерес Кузмина к русской истории («Царевич Димитрий») и новаторству авангарда.

Для эпохи Серебряного века оказалась характерной жизненная судьба Кузмина, который во второй половине 1890-х гг. испытывает стремительную эволюцию религиозных взглядов: «От традиционного православия он решительно и надолго отрекается, сперва находясь на грани обращения в католицизм, потом ему на выбор предлагаются «пашковцы» или проповеди о. Алексея Колоколова, от которых он отказывается, чтобы затем заинтересоваться старообрядчеством, не переходя в него, но обдумывая такую возможность» [145]. Увлечение гностицизмом сказалось в стихотворении «София».

В прозе Кузминым написаны повести «Приключения Эме Лебефа» (1907, с иллюстрациями К. Сомова), «Повесть об Элевсиппе, рассказанная им самим» (1910), «Покойница в доме» (1914), «Чудесная жизнь Иосифа Бальзамо, графа Калиостро» (1919, с книжными украшениями работы М. Добужинского), а также романы «Тихий страж» (1915), «Плавающие-путешествующие» (1921), рассказы, пьесы, в том числе комедия «Вторник Мэри (Представление в 3-х частях для кукол живых или деревянных)» и «Венецианские Безумцы» (1915).

А. Блок в своей статье-рецензии «О драме» писал: «Творчество Кузмина имеет корни, может быть самые глубокие, самые развилистые, кривые, прорывшиеся в глухую черноту русского прошлого. Для меня имя Кузмина связано всегда с пробуждением русского раскола, с темными религиозными предчувствиями России XV века, с воспоминаниями о «заволжских старцах», которые пришли от глухих болотных топей в приземистые курные избы. <…> Совершенно фальшиво воздвигать гонения на Кузмина, художника до мозга костей, тончайшего лирика, остроумнейшего диалектика в искусстве. Варварство, которого не могу отрицать у Кузмина, совершенно тонет в прозрачной и хрустальной влаге искусства» [146].