История с фотографией, часть 3 Диссертация и прочие хлопоты

Полчаса на отдых, под защитой родных стен Цитадели. Скоро геоманту потребуются все его способности, а пока Ромига просто собирался с силами и не желал видеть под закрытыми веками ничего, кроме Тьмы. Теперь это было целиком в его власти. Совещание у комиссара отмело последние сомнения: кто кого ведёт, кто кому принадлежит. Геомантия -- наву, точка. Геомант был очень благодарен Сантьяге за такую ясность в решающий момент. Комиссар, как всегда, убил одним ударом нескольких зайцев. Чем могло закончиться совещание, окажись с ним что-то не так, Ромига больше не думал. Не могло, ни в одной из вероятностей. Враг, как ни хитёр, какой изощрённой магической техникой ни пользуется, находится извне. Посягает на Стрелу Тьмы? Сам виноват. Посмеет ещё раз напасть, попадёт в заботливо расставленную ловушку. Уже скоро. А пока -- отдых, тишина, Тьма...

Будто мягкая лапка коснулась кожи там, где сплелись замысловатые линии навского эскиза. Коснулась и тут же отдёрнулась. Ромига вышел из медитации, мгновенно начиная анализировать: что это было? Легчайшее возмущение Тьмы? Вероятно, сам же и растревожил. Однако чутьё геоманта подсказало: до него сейчас пытались дотянуться из какой-то немыслимой дали, но не смогли, защита помешала.

Улыбка злого торжества, стремительное движение, и нав оказался на ногах, начиная короткую разминку. Оружие ему сегодня вряд ли понадобится. А хорошая физическая форма -- всегда.

Без четверти восемь "буржуйская техника" в кармане Семёныча разразилась звонком.

-- Ты готов?

-- Да, -- отозвался старик.

-- Действуем по плану.

-- Поехали!

На дальней окраине Москвы нав лёгким жестом забросил камушек на крышу ничем не примечательного киоска. Чел на другом конце города начертил мелом линию на стене. Через пару минут в воздухе закружились снежинки. Два геоманта одинаково улыбнулись, подставляя рукава: роскошного драпового пальто и невзрачного, но тёплого пуховика. Подождали, пока ткань покроется россыпью белых звёздочек. В один миг дохнули, превращая их в капли. Ромиге и Семёнычу не было нужды сверять часы, да и телефоны -- лишь подстраховка чутью.

Снег валил всё гуще, останавливал движение на улицах, кутал Москву в пышную белую шубу. Геоманты нырнули в метро, чтобы отметиться ещё в нескольких точках города и без пяти полночь встретиться у офиса "Транс-портала".

Их ждали: нав заказал переход заранее. Юная шаса на ресепшене указала, куда пройти. Ромига хотел проскочить холл как можно быстрее, потянул за рукав настороженно озирающегося Семёныча, но тут его окликнули:

-- Эй, Ромига, привет! Далеко собрался, путешественник?

Нав обернулся на голос. С досадой -- рад был видеть знакомого чуда, только не сейчас -- ответил:

-- Привет, Алекс. Далеко, отсюда не видно. Спешу, -- дёрнул за собой будто прилипшего к полу старика. -- Семёныч, время!

Рыжий мужчина рассеянно махнул рукой наву, скользнул равнодушным взглядом по его невзрачному спутнику и сразу забыл о них.

Плохо! Геоманты не планировали этого узелка, а он затянулся, искажая узор. Путешествие порталом Семёныч не запомнил: лихорадочно соображал, чем аукнется ненужная встреча? Тоскливо засосало под ложечкой.

Они ступили на вершину безымянного островка-скалы посреди океана: чел первым, нав на полшага позади. Полуденный свет ослепил, уши заложило от грохота прибоя, солёные брызги на лицах и одежде смешались с недотаявшим московским снегом. Ноги Семёныча опасно разъехались на скользких камнях: Ромига придержал за плечо, а то лететь бы старику в воду. Свободной рукой нав выгреб из кармана горсть мелочи, широко размахнулся, скормил океану. Будто всерьёз мечтал вернуться на никчёмный -- даже птицы не гнездятся -- клочок суши. Крикнул в ухо Семёнычу:

-- Теперь -- ты!

Старик подслеповато щурился на бескрайний горизонт за бурунами. Вяло, заторможено рылся в кармане: "Не то, не так... Чёртов рыжик, принесла нелёгкая! Сбил! Дальше-то что?" Понял, какой узел следующий: понимание оглушило, будто обухом. Ромкины пальцы крепче сжались на плече, что-то ужалило в шею справа от кадыка. Вроде, легонько: откуда алый фонтан и обморочная слабость? Затрепыхался в тщетной попытке обернуться. Очень хотел заглянуть напоследок в бесстыжие чёрные глаза, замарать кровью пижонское пальтишко: на память. Не страх, не злость -- отчаянная детская обида. Ведь готов был, если припрёт, отдать жизнь за ученика. Но вот так, по-бараньи? А главное... Выдохнул из последних сил:

-- Не туда! Пропадёшь, дурень, вместе с ним! -- рёв прибоя заглушал слабый голос, и прочесть по губам убийца вряд ли мог, стоя за спиной жертвы.