Читаем История с географией полностью

Здесь нам без всякого препятствия открыли кредит в пять тысяч, зашли оттуда в Центральный банк, где у нас был текущий счет. Здесь Геммерле, на редкость симпатичный норвежец, заведовавший текущими счетами, указал нам общество взаимного кредита железнодорожников, и благодаря его рекомендации и здесь нам открыли кредит в шесть тысяч.

Достанет ли Шолковский остальные пятнадцать тысяч? Ведь не раздобудь мы теперь эти пятнадцать тысяч, все наше дело кончится прахом, и мы все потеряем. Не стану останавливаться на этих жгучих переживаниях и переходах от страха к надежде и обратно. Скажу кратко, что, не доверяя Шолковскому, мы еще выручили шесть тысяч в самом Луцке. Но десять тысяч все же не хватало на купчую, не говоря о накладных расходах на пошлины, нотариальные и др.

Двухмесячный отпуск Вити кончился, а наступало самое страшное и ответственное время. Витя подал прошение о продлении отпуска еще на два месяца уже без жалования. Конечно, ни Шолковский, продолжавший в Бобруйске свои дела поверенного, ни Кулицкий, продолжавший получать от нас свои двести рублей жалования, без дела сидя в Минске, вероятно, не задумывались над тем, что переживали мы четыре месяца, все лето не выходя из вагона, терпя всевозможные неудобства кочевой жизни, не говоря о моральной тревоге, направленной исключительно в одну точку. Они рассчитывали, что, спасая себя, мы и их спасем. Но это было более чем рискованно, и когда вспоминались их доводы в январе при заключении запродажной, мы, кажется, имели право, как говорят французы.

Витя манкировал службой, бросая весь уезд свой на канцелярию, и был вынужден отказаться от приглашения на киевские торжества, о чем мы оба очень жалели. Но не успели мы провести и трех дней в Луцке, как нас снова вызвали в Минск: вызывал Шидловсквий, прося нас экстренно приехать по делу Щавров. После обычно бессонной ночи из-за пересадки в Барановичах, мы прибыли в Минск и тотчас же послали за Шидловским, но я предоставила Вите одному с ним разбираться: я сердилась на него за Татá. Получив известие о передаче Щавров «графине», Шидловский немедленно прискакал из-за границы и за 3 дня успел привести все в должный порядок, т. е. заставил Корветто вернуть ему, также нотариально, Щавры обратно. Корветто пытался объяснить, будто Константин Михайлович что-то должен его жене, но Шидловский серьезно пригрозил ему прокурором, послал своего поверенного Сеткевича принимать Щавры и выселять графов. При этом Шидловский широко рассчитался с «графьями» за их труды по имению, так что у них оказалась известная сумма, на которую они собрались уехать в Париж. К нашему приезду вся эта драма уже миновала, и нас в «Гарни» ожидал обычно длинный доклад Фомича, начинавшийся с восклицанья: «Великая слава Господу. Их сиятельства очистили Щавры. Двадцать второго августа вечером они отправились ужинать на пирог к попу, а оттуда удрали на вокзал в проливной дождь, ночью, в простой телеге, не простившись со мной. С удовольствием дал бы им лошадей, чтобы только знать, что их довезли до Крупок, и что они не будут больше вредить моему здоровью». При этом старик очень досадовал на вероломного Горошко, который также был приглашен на ужин к попу и только на другое утро доложил ему об отъезде графьев. Тогда Фомич заботливо побежал запирать двери, закрывать ставни опустевших апартаментов, и «многожды» крестил эти двери и ставни.

Сеткевич передал Ионычу просьбу Шидловского покараулить Щавры до купчей. Но эта купчая казалось нам чистейшим вымыслом, совершенно ненужной для самого Шидловского, который ожидал назначения губернатором в Сибирь. Витя совершенно откровенно поставил ему этот вопрос. К тому же мы знали, что к декабрю у Шидловского двадцать тысяч не будет, поэтому Витя и предложил ему теперь же расторгнуть эту сделку с обоюдного согласия. Мы вернем ему четыре тысячи задатка и постараемся забыть убытки, которые и нам причинил Корветто, продав весь наш, хоть и небольшой, урожай, конечно, не внеся процентов в банк. Шидловский принял негодующий вид: «У вас есть более выгодные покупатели? Извольте, я уступлю, но я требую свой задаток в двойном размере». Витя объяснил ему, что никакого покупателя нет теперь у нас, но если сделка будет расторгнута, мы, конечно, будем пытаться опять продать центр; если дожидаться этого до декабря, то кто же будет смотреть Щавры под снегом, и нам придется опять целый год платить проценты, налоги, держать администрацию и караул. Кажется, просто и ясно. Но Шидловский не допускал, чтобы мы сомневались в декабрьской купчей.

– Как хотите, – наконец согласился Витя, – это была бы обоюдная выручка.

– В таком случае, платите двойной задаток.

– К чему? Продать Щавры теперь довольно мудрено. Если бы только знать, что в декабре Вы не откажете, чего же лучше. Но я вхожу в Ваше положение: Корветто ввел Вас в невыгодную сделку, место службы вашей будет в Сибири, Вы пожалеете, что не развязались вовремя.

– Возможно, но платите двойной задаток.

– За что же? За то, что ВЫ в декабре откажетесь?

Перейти на страницу:

Похожие книги