История с географией

Не в первый раз Соболевский заставлял Лелю мучится и не спать ночей. Нельзя при этом не вспомнить первоначальную причину этой злой вражды Соболевского к Леле на фоне общего благожелательного отношения к нему в академическом мире. Забыть это Соболевский никогда не мог, но к чему напоминал он об этом тем, кто забыл эту неприятную страницу его жизни, своими злыми выпадами и выходками? Всегда непонятны для меня были благоприятные отзывы Лели об этой враждебной к нему личности. Но не Соболевскому было ценить такое чисто христианское отношение Лели к нему. А так как мне, грешной, далеко было от всепрощения брата, то я совсем не могла понять, почему на просьбу нашего археологического комитета указать еще двух лиц в академии, которых желательно было бы выбрать почетными членами комитета, Леля указал Всеволода Измайловича Срезневского и Алексея Ивановича Соболевского. Срезневского – да, понятно! Памятен был его приезд в Минск, зимой 1908 года по нашему вызову, когда покойный Татур оставил громадную коллекцию рукописей, книг и пр. Не он виноват был в том, что промедление в ассигновки средств от Академии на приобретение этой богатой коллекции дало возможность графу Тышкевичу перебить ее, выложив вдове Татур двадцать тысяч на стол и увезти в свой Червонный двор. Но Срезневский много потрудился тогда, переписывая и описывая эти сотни рукописей. А Соболевский?!

И все же в общем собрании второго ноября 1909 года по совету Лели Соболевский был избран почетным членом комитета. Я не была на этом годовом собрании второго ноября, опоздав на один день с переездом из Щавров, и очень жалела об этом, потому что в то время, когда я с головой ушла в щавровские делишки, члены нашего комитета успели совершить все намеченные с весны экскурсии, которые я таким образом пропустила. И на этом собрании участники сообщали интересные подробности. Особенно интересной казалась мне поездка и раскопки в Турове!

24 августа Снитко, Скрынченко и Панов (товарищ председателя) прибыли в Туров, чтобы проверить известия об обнаруженном весной 1909 года саркофаге на Борисоглебском кладбище, близ деревянной церкви во имя святого Кирилла Туровского, на бугре и болотистой низине. Снабженные всякими разрешениями, члены комитета приступили к раскопкам в Турове и уже к вечеру отрыли саркофаг, каменный ящик из красных шиферных плит, в котором лежал полуистлевший костяк, причем череп лежал отдельно, сбоку: затылочная кость отбита, на лбу пробоина. Нижняя челюсть на месте. В земле сверкали тонкие золотые нити… на следующий день извлекли саркофаг из земли и поставили его в притворе Свято-Кириловской кладбищенской церкви. Наши ученые определили, что этот саркофаг относится к X веку, и погребение не христианское. Но что всего интереснее было в этой находке, это то, что было очень соблазнительно предположить в найденном саркофаге костяке останки языческого жреца, о котором моя попадья представила легенду, посланную еще весной Леле.

Эта была легенда «О попе Идольском», записанная Радзяловской в Туровщине. Идольский поп Кайта (или Вайта), язычник в Турове, где воевода Туровский, приняв новую веру, принуждал всех креститься, пользовался большой славой своим умением лечить травами. Обратился к нему и воевода Туровский, хотя сначала намеревался казнить его за упрямство. «У воеводы был сын, который, простудившись, вероятно, на охоте в Киеве с княжеским сыном, «лежать не лежал, а як воск от огня таял». Взял поп Кайта сына воеводского к себе в лес, в свою хату, и стал зельем поить, на дворе теплыми ночами спать класти, да козьим молоком поить, а «козы он мев дикие», и выздоровел сын воеводский. Обрадовался воевода и послал лекарю целый воз добра, но лекарь никогда ничего не брал, кроме еды, и от богатства отказался. После того он еще долго жил и много делал добра лечением, а когда умер, воевода одел его в княжескую золотую одежду и положил «в домовину каменную» и похоронил с великой честью, как князя». Но, добавляет придание, старика нашли с отрубленной головой. Искали у него золото, зная, что воевода хотел его щедро наградить за излечение сына.

Как ни гадательны такие совпаденья, но верилось, что именно жрец Кайта, с отрубленной головой, и был найденный в саркофаге X века костяк с черепом, лежавшим отдельно сбоку и с золотыми нитями в прахе. Родзяловская сообщила археологическому комитету еще одну легенду, записанную со слов старика Захарьевича в селе Велемовичи Мозырского уезда о дворянах (крестьяне) Ранцевичах, у которых хранится грамота князя Ярослава I в оловянном футляре; другую легенду восьмидесятидевятилетнего Ранцевича об урочище Корости «у большого пути Коростенцов с вбитыми в болото сваями» и пр. (см. Костяные Иглы).